Исландские пряди

— Почему бы это, государь, только вы один должны обо всем судить? Многие из моих людей считают, что они понесли большой урон: кто лишился ноги, а кто руки или какого-либо другого из своих членов, а кто-то потерял свое боевое оружие. Убытки наши велики, и вы все еще могли бы их нам возместить. А теперь вам надобно решить это дело в ту или иную сторону.

Конунг сказал:

— Я не хотел бы, чтобы вы уезжали отсюда, однако мы не станем платить вам такое же большое жалованье, зная, что не ожидается никакого немирья.

Эймунд отвечает:

— Мы нуждаемся в деньгах, и мои люди не желают служить только за свое пропитание. Лучше уж мы отправимся во владения других конунгов и поищем себе славы там, да и не похоже на то, чтобы здесь в стране случилась война. А наверняка ли вы знаете, что конунг убит?

— Мы думаем, что это так, — говорит конунг, — поскольку у нас его знамя.

Эймунд спрашивает:

— И вам известно, где его могила?

— Нет, — отвечает конунг.

Эймунд сказал:

— Неразумно ничего об этом не знать.

Конунг говорит в ответ:

— Может быть, тебе известно об этом больше, чем другим людям, которые знают правду об этом деле?

Эймунд отвечает:

— Он счел, что будет меньшей потерей лишиться знамени, чем жизни. Сдается мне, что ему удалось бежать и он провел зиму в Стране Турков, и теперь он вновь намеревается идти на вас войной. У него несметное войско, и в нем турки и валахи[859] и множество другого зловредного народу. Я слыхал, что он, скорее всего, откажется от христианской веры и в случае, если ему удастся отвоевать у вас Гардарики, намерен поделить страну между этими свирепыми народами. И ежели все произойдет так, как он задумал, тогда он наверняка с позором прогонит из страны всех ваших родичей.

Конунг спрашивает:

— Как скоро он может прибыть сюда с этой зловредной ратью?

Эймунд отвечает:

— Через полмесяца.

— Как же нам теперь быть? — спрашивает конунг. — Ведь теперь нам никак не обойтись без ваших разумных советов.

Рагнар сказал, что он предпочел бы, чтобы они уехали оттуда, и предложил конунгу самому принимать решения. Эймунд сказал:

— Нас станут осуждать, если мы расстанемся с конунгом, когда он находится в опасности, поскольку, когда мы явились к нему, он жил в мире, и я не желаю покидать его иначе, как при условии, что он и после нашего ухода будет оставаться в безопасности. Поэтому нам следует продлить наш с ним договор еще на двенадцать месяцев, а он должен будет увеличить нам жалованье, как мы условились прежде. А теперь надо принять решение, собирать ли войско, или вы предпочитаете, государь, чтобы мы, норвежцы, сами защищали страну, а ты будешь сидеть спокойно, ни во что не вмешиваясь, и пустишь в ход свое войско, только если мы потерпим поражение.

— Это мне по нраву, — говорит конунг.

Эймунд сказал:

— Не стоит так с этим спешить, государь. Другое решение — это держать наши войска вместе, и мне оно кажется более разумным. Что до нас, норвежцев, то мы не побежим первыми, хотя мне и известно, что многие при виде наставленных на них копий были бы не прочь это сделать. Однако я не знаю, как на деле поведут себя те, кому сейчас пуще всех не терпится вступить в бой. И как нам поступить, государь, если мы столкнемся лицом к лицу с конунгом? Следует ли нам убить его или нет? Потому что, покуда вы оба живы, не будет конца этому немирью.

Конунг отвечает:

— Раз уж я побуждаю людей сразиться с Бурицлавом конунгом, я не стану винить их, если он будет убит.

И вот они расходятся по своим покоям, и никто из них не велит собирать войска или заняться какими-нибудь иными приготовлениями, и все очень дивятся тому, что ничего не предпринимается, когда на них надвигается такая большая опасность. А спустя короткое время они узнают о том, что Бурицлав конунг вторгся в Гардарики с огромной ратью и что с ним множество свирепого люда. Эймунд конунг сделал вид, что он и ведать не ведает о том, что произошло, и ему об этом ничего не доносили. Многие люди говорили, что он, должно быть, не осмеливается сразиться с Бурицлавом.

Эймунд убил Бурицлава конунга

Как-то раз рано поутру Эймунд призывает к себе Рагнара, своего родича, и еще десятерых человек. Он велит, чтобы им оседлали коней, и вот эти двенадцать выезжают из города, никого больше с собой не взяв, а все прочие остаются в городе. В этой поездке с ними был исландец, которого звали Бьёрн, а также Гарда-Кетиль[860] и Аскель и еще два человека по имени Торд. Они захватили с собой еще одну лошадь, навьючив на нее доспехи и провизию. Все они отправляются в путь, переодевшись купцами, и никто не знает, какова цель их поездки и что они задумали.

Они въезжают в лес и едут по нему весь день, пока не наступает ночь. Тогда они выезжают из лесу и направляются к высоченному дубу. Рядом лежало прекрасное поле и было широкое открытое место. Тогда Эймунд конунг сказал:

— Здесь мы остановимся. Я слыхал, что Бурицлав конунг намеревается разбить в этом месте лагерь и расположиться в нем на ночлег.