Исландский рыбак

Между тем гнев бедной старушки внезапно утих, она сама поправила на голове чепец и, уже ни слова не говоря, искоса бросала проясневший взгляд то на одного, то на другого своего спутника.

Го тоже молчала — из боязни дать Янну удобную возможность проститься с ними. Ей хотелось оставаться под его добрым, мягким взглядом, идти с закрытыми глазами, чтобы ничего больше не видеть, долго, будто во сне, надеясь, что до их пустого и мрачного дома, где все разом исчезнет, еще целая вечность.

У порога сердце девушки будто перестало биться. Ивонна, не оборачиваясь, вошла в дом, за ней нетвердой походкой — Го, за ней — Янн…

Он пришел в этот дом впервые и, вероятно, без цели — какая у него может быть цель? Переступая порог, рыбак дотронулся рукой до шапки, а затем, встретив глазами портрет Сильвестра в венке, медленно приблизился к нему, будто к могиле.

Го стояла, опершись руками о стол. Янн осматривался в убогом жилище двух одиноких женщин, убогом, несмотря на прибранный и пристойный вид, а девушка следила за взглядом рыбака. Быть может, он почувствует хоть толику сострадания, видя, до какой нужды она дошла? Ничего от прежнего богатства не осталось, кроме белой кровати, красивой девичьей кровати…

И невольно глаза Янна остановились на Го. Он молчал. Почему он не уходит?.. Старушка, в моменты просветления все еще проявлявшая немалую проницательность, делала вид, что ничего не замечает. Молодые люди стояли друг перед другом, молчаливые и взволнованные, и в глазах у каждого читался какой-то в высшей степени важный вопрос.

Но время шло, и с каждой секундой, казалось, молчание было все труднее нарушить. А они все вглядывались друг в друга, пребывая в торжественном ожидании чего-то небывалого, что медлило прийти.

– Го, — начал он тихим серьезным голосом, — если вы по-прежнему хотите…

Что он говорит?.. В словах угадывалось какое-то важное решение, неожиданное, как и все у него, решение, которое он едва осмеливался высказать…

– Если вы по-прежнему хотите… Улов в этом году хорошо продан, у меня есть немного денег…

Если она по-прежнему хочет?.. Но о чем он? Не ослышалась ли она? Ее подавила грандиозность того, что она, как ей казалось, начинала понимать.

Старая Ивонна в своем углу навострила уши, почуяв приближение счастья.

– Мы могли бы пожениться, мадемуазель Го, если вы по-прежнему не против…

Он ждал ответа, но его не было… Что мешало ей выговорить «да»? Он был удивлен, он испытывал страх, и она это видела. Опершись руками о стол, она стояла бледная, глаза застлала пелена, голос пропал, она походила на умирающую…

– Ну, Го, отвечай же!

Старушка вышла из своего укрытия и приблизилась к ним.

– Видишь, месье Янн удивлен. Извините, она сейчас подумает и вам ответит… Садитесь, месье Янн, и выпейте с нами стаканчик сидра…

Нет, она не могла ответить; будучи в состоянии экстаза, девушка не могла вымолвить ни слова… Так, значит, верно, что он хороший, что у него есть сердце? Вот он здесь, настоящий Янн, какой всегда жил в ее душе, несмотря на те огорчения, которые причинял ей два года. Он долго пренебрегал ею — и вот принимает сейчас, когда она бедна. Конечно, он сам так решил, у него есть какая-то причина, но об этом потом, а теперь ей и в голову не приходило требовать объяснений. Все забыто, все умчалось куда-то далеко, в одну секунду, подхваченное чудесным вихрем, перевернувшим всю жизнь!.. Беззвучно, одними глазами, влажными, глядящими в глубь души, она говорила о том, как обожает его, и по щекам ее катились крупные слезы.

– Ну, благослови вас Господь, дети мои; благодарю тебя, Всевышний, что не дал мне умереть, не увидев этого, — проговорила старушка Моан.

Они все стояли, держась за руки в каком-то блаженном молчании; на свете просто не существовало слов, способных в точности выразить то, что чувствовали эти двое.

– Ну поцелуйтесь хотя бы, дети мои… Молчат, ничего не говорят! Ах, Господи, какие, право, чудные у меня внуки! Ну же, Го, скажи, девочка, хоть что-нибудь. В мое время целовались, когда давали друг другу обещание пожениться…

Янн снял шапку, прежде чем поцеловать Го, как бы вдруг проникнувшись особым чувством почтения, и ему показалось, что это первый в его жизни истинный поцелуй.

Она тоже поцеловала его, от всего сердца, прильнув свежими губами, не знавшими чувственных ласк, к загорелой щеке жениха. Сверчок где-то в щели пел что-то о счастье, и на этот раз его песня пришлась как нельзя кстати. И казалось, Сильвестр на маленькой, обрамленной траурным венком фотографии улыбается. Все вдруг ожило и обновилось в прежде мертвой лачуге. Молчание сменилось чудесной музыкой, и даже бледные зимние сумерки, проникшие через окошко, превратились в дивный, волшебный свет.

– Так вы, дети мои, отпразднуете свадьбу, когда Янн вернется из Исландии?