Испанец. Священные земли Инков

– Возможно, существует способ, – сказал юноша с некоторым смущением. – Когда умирает какое-то важное лицо, мы обычно сопровождаем его мумию в его родной город, где он обретает окончательное упокоение вместе с родственниками. – Он жестом указал на короткую тунику, которую Молина только что кинул на пол. – Если это сработало один раз, может получиться и в другой.

Андалузец с ужасом смотрел на него, отказываясь верить своим ушам:

– Уж не хочешь ли ты сказать, что я должен преодолеть полстраны, притворившись мертвецом? – изумился он.

– Лучше уж казаться мертвецом, чем быть им, – прозвучало в ответ; с этим трудно было спорить.

– Это как посмотреть. Не думаю, что это сработает.

– Мы могли бы подыскать несколько преданных носильщиков, и тогда похоронная процессия ни у кого не вызовет подозрений. Мертвые священны.

Алонсо де Молина попытался было снова возразить, но тут Чабча Пуси, к которому, судя по всему, вместе с его одеждой вернулись строгость и достоинство, примиряюще произнес:

– Похоже, это верное решение, – согласился он. – Мы смогли бы быстрее продвинуться вперед, избежав риска. – В его голосе появилась более глубокая и вкрадчивая интонация. – И не забывай, что речь идет не только о наших жизнях: вполне вероятно, что гражданская война зависит от того, заполучит тебя Атауальпа или нет. Если он узнает, что ты на стороне Уаскара, это значительно охладит его пыл.

– Я ни на чьей стороне, – заметил на это испанец. – Я здесь не для того, чтобы ввязываться в новую войну. Я с восемнадцати лет только тем и занимаюсь, что участвую в войнах, и пришел к выводу, что они на руку только сильным мира сего. Десятки моих лучших друзей сложили головы, завоевывая новые земли, а император даже не снизошел до того, чтобы воздать им честь. Его внимание больше привлекает последняя дворцовая интрига или очередное подозрение в ереси, нежели самое кровавое сражение, выигранное его войсками.

– Императоры не должны благодарить нас за самопожертвование, – убежденно возразил курака. – Мы родились, чтобы им служить.

– Еще чего! – вскипел испанец. – Я уже давно устал от того, что моя жизнь зависит от императора[37], который с трудом изъясняется на моем языке и которому безразлично все то, чему я посвятил жизнь. Вот скажи-ка… Ты пожертвуешь собой ради Инки, который родился за пределами страны и которого ты с трудом понимаешь?

– Если это Инка, то он Сын Солнца, а раз он Сын Солнца, моя жизнь принадлежит ему.

– Меня тошнит от твоего раболепия… – заявил Алонсо де Молина, однако, немного поразмыслив, добавил: – Прости, у меня нет никакого права на тебя нападать, потому что совсем недавно я думал так же, как ты, однако, прибыв в эту страну, я порвал со своей прежней жизнью и вижу все по-другому. Я здесь один, поэтому ни к кому не могу обратиться и ни перед кем не должен отчитываться в своих действиях. Тут ни законы, ни обычаи, которым я всегда следовал, не имеют силы, и мне нравится чувствовать себя полным хозяином собственной жизни.

– Не понимаю, о чем ты мне толкуешь… – сказал Чабча Пуси и, махнув рукой в сторону жрецов, замерших в ожидании, добавил: – И они тоже.

– Какое это имеет значение? В вашем мире не существует понятия свободы, и сейчас я сознаю, что и в моем на самом деле тоже. Только теперь я открыл для себя ее подлинную ценность. Я – Алонсо де Молина, уроженец Убеды, и больше никто: ни капитан, ни кто-то еще, – но никто другой не представляет собой что-то большее, чем я. Ты это понимаешь?

Чабча Пуси покачал головой:

– Нет.

Испанец повернулся к жрецам:

– Ну а вы?

Накрашенные содомиты переглянулись; было ясно, что они не имели ни малейшего представления, о чем он говорит, потому что их жизнь ограничивалась служением богу, «Который приводил Мир в движение», а также правителям, у которых в определенный момент возникало желание насладиться особыми прелестями этих юношей.

– Бесполезно… – упавшим голосом сказал испанец. – Вижу, что как бы я ни пытался вам объяснить, все напрасно.

– Чему ты удивляешься?.. – с явной досадой произнес Чабча Пуси. – Тебе же трудно принять обычаи, которые ты здесь наблюдаешь и которые приспособлены к окружающему нас миру, однако хочешь, чтобы мы понимали странные вещи, происходящие в странах, о существовании которых мы даже не подозревали. Ты не проявляешь больше сообразительности, чем мы: разве что ты более непримиримый.

– Ладно! – нетерпеливо воскликнул испанец. – Не время сейчас обсуждать, кто из нас сообразительнее, а кто непримиримее. Сейчас надо думать, как живыми добраться до Куско… Никому не приходит в голову что-то получше, чем идея притвориться мертвым?

Судя по всему, другого выхода не было или, по крайней мере, они оказались неспособны его найти, поэтому ближе к полудню похоронная процессия была готова двинуться в путь, хотя в последнюю минуту, уже смирившись с тем, что ему предстоит выступить в роли забальзамированного покойника, Алонсо де Молина снова яростно запротестовал:

– Что это еще за новости: почему я должен путешествовать сидя? У нас в стране мертвых хоронят в лежачем положении.