Испанец долго смотрел на него, с наслаждением почесывая спутавшиеся усы – это действие, как он заметил, сбивало с толку безбородых туземцев, – и в конце концов лишь пожал плечами и покачал головой:
– Что и говорить, хороший вопрос, я и сам себе его частенько задаю… – заметил он. – Какого черта мне пришла в голову мысль остаться в незнакомой стране, когда все, что я люблю, находится далеко отсюда? – Он пожал плечами с непритворным безразличием. – Я пока не знаю точного ответа, но надеюсь его найти.
– Как ты выучился нашему языку?
– У тумбесских пленников, которых Бартоломе Руис встретил на дрейфовавшем плоту и привез на остров Эль Гальо. Языки мне всегда давались хорошо. В детстве я выучил латынь и греческий, в юности – португальский и итальянский, а уже в солдатах – немецкий и фламандский… – Он рассмеялся. – Впрочем, полагаю, что все это звучит для тебя, точно китайский…
Курака махнул рукой куда-то за его спину, в точку, где, по его предположениям, находился океан.
– Существует много стран за морем, откуда ты прибыл?
– Много, – ответил Алонсо де Молина. – Пожалуй, даже слишком, если судить по заварушкам, которые они устраивают… Разве у вас нет соседей, которые говорят на других языках?
– Есть, – подтвердил инка. – Но это всего лишь ауки, дикари без закона, порядка и бога, которые даже пожирают друг друга… – Несколько секунд он молчал, словно поглощенный какой-то мыслью, которая витала где-то далеко, слегка разгладил край своей туники (этот бессознательный жест он часто повторял) и внезапно, вероятно, приняв решение, чуть ли не прыжком вскочил с места: – Пора отправляться, – сказал он. – Путь неблизкий.
Снаружи было холодно.
Тем не менее на обочине дороги застыли в ожидании десятка два солдат и несколько терпеливых носильщиков, и хотя их бесстрастные лица с орлиными носами и раскосыми черными глазами редко когда выражали эмоции, было очевидно, что при появлении испанца некоторые из них встрепенулись, поскольку ужасающий облик бородатого великана, облаченного в сверкающий металл и вооруженного длинным мечом и «трубой громов», намного превосходил их представление о том, что им когда-либо доведется увидеть.
Алонсо де Молина твердо выдержал их взгляд и повернулся к своему сопроводителю:
– А где Динноухий-Узколицый и его люди? – поинтересовался он.
– Вернулись в Тумбес, – резко ответил тот. – А «длинноухий», «узколицый», как ты его называешь, это Чили Римак, прямой родственник моего повелителя Инки… Советую тебе проявлять больше уважения к лицам, в чьих жилах течет королевская кровь.
– Ну, крови у него было мало, – парировал Молина, не скрывая презрения. – А вот струхнул он не на шутку… Ему повсюду мерещились враги, а Хинесильо он к себе даже не подпустил, потому как тот черный…
– Черный? – недоверчиво повторил курака. – Черный человек… он черный?
– Как уголь. Хинесильо чернее камней стены.
– И чем же он красится?
Андалузец громко расхохотался, чем привел в волнение солдат и напугал носильщиков.
– Он не красится, – ответил он. – Делать ему больше нечего, осталось только краситься!.. Он таким родился.
– Это невозможно, – возразил туземец, уверенно покачав головой. – Я никогда не слышал о черном человеке.
– Ну уж коли желаешь убедиться, тебе нужно лишь спуститься в Тумбес – и ты его найдешь: кувыркается там с девчонками, те ему просто прохода не дают. Проклятый Длинноухий не хотел, чтобы он отправился со мной, не понимаю почему. Мы с ним уже давно не разлей вода.
Его собеседник выглядел озабоченным.
– Он мне ничего не сказал про черного человека, – пробормотал тот почти себе под нос. – В Куско тоже никому не известно о его присутствии. Гонцы говорили только о высоком, белом и бородатом человеке. Повелителе грома и смерти, однако о каком-либо… «черном» не было сказано ни слова. Ты уверен, что тебе не приснилось?
– Ой, ну хватит уже! – запротестовал Алонсо де Молина. – Еще немного – и ты меня разочаруешь. Неужели так трудно представить себе, что существует человек, у которого кожа того же цвета, что и твои волосы? – Он придвинул свое предплечье к предплечью инки. – Я вот белый, ты медного цвета, что странного в том, что кто-то родился более темным?
Чабче Пуси, кураке Акомайо, требовалось время, чтобы уложить в голове огромное количество сведений, которые приходилось переваривать в ускоренном порядке, и, в очередной раз разгладив край туники, он тряхнул головой и направился к ближайшему из своих людей, которому пробормотал что-то вполголоса.
Испанец воспользовался моментом, чтобы помочиться на чахлый куст, не подозревая, что своим поступком вызвал смятение среди людей, которые шептались за его спиной, гадая, бог он или простой смертный, – и окинул взглядом грязную пустыню, которая обрывалась у берега свинцово-серого моря. С тех пор, как они оставили позади последние пятна зелени, окружавшие Тумбес, пейзаж превратился в однообразную, сухую и бесплодную равнину, с вечно нависающим над ней мутным и пыльным небом, сквозь которое просачивался тусклый свет, размывающий контуры предметов.