Испанец

«Мальчишка, сопляк, - думала  Вероника презрительно. – Глупый и капризный».

- Сеньор Эдуардо, - все тем же отчаянным и храбрым голосом ответила Марина, - будет тореро на празднике.

- Тореро, - подтвердила Вероника, все так же глядя на испуганную Марину сияющими смеющимися глазами. Кажется, у нее даже голова прошла. – Ну, да, он тореро. А ты-то чего трясешься? Тебя-то это как касается? Кто он тебе, муж? Жених? Полозкова, не веди себя так глупо. Да и вообще… Сеньор де Авалос меня приглашает, не тебя. Ты можешь и вовсе тут остаться. Кто ты такая, чтобы тебя по увеселениям возить? Не забывайся; ты здесь на работе, а не в гостях у родственников. Поняла?

Марина от обиды задохнулась; она видела, что Авалос-старший внимательно наблюдает за их с Вероникой размолвкой, и имени своего сына он не мог не заметить. В его темных глазах появился интерес, и это любопытство подстегнуло ее решительность.

- Вас, - яростно произнесла она, - приглашает сеньор Педро, но главный на этом празднике сеньор Эдуардо. Думаю, - в ее голосе послышался несвойственный ей сарказм, - меня он будет рад видеть намного больше, чем вас. А кем я ему прихожусь – это уже не ваше дело.

У Вероники от злости задергались губы, она крепко сжала сухие пальцы в кулачки, душа свой гнев.

- Ну, Полозкова, - выдохнула она. – Знаешь ли!.. Не забывай, кто тебя сюда привез, и кто платит за все! Мы с тобой поговорим дома! Потом! И без посторонних!

- Вероятно, - так же дерзко ответила Марина, хотя сердце ее просто обмирало от страха.

Что?! Это она такие вещи говорит?! Это она осмелилась дерзить и раз в кои-то веки защитить себя!?

Авалос молчал; его темные глаза смеялись, он чуть покачивал головой, понимая, что эту битву выиграла Марина. Он  не понимал всех слов, что говорили друг другу женщины, но понял главное: Вероника поддела Марину, поддразнила, а то отважно и дерзко запретила ей касаться дорогой и святой для себя темы.

- Ах, характер! – эти восторженные слова испанец произнес против своей воли, и тотчас смущенно пригладил щеточку усов, скрывая улыбку. – Сеньоры, так вы не против?

Глава 10. Коррида

День, казалось, только расцветал; пять часов вечера, но все еще светло и жарко. Как и обещал де Авалос, билеты были на самые лучшие места: в тени, чтобы не было сильно жарко, сравнительно недалеко от арены, чтобы все было отлично видно, но чтобы при этом кровь казалась бы женщинам, не привычным к подобному зрелищу, далекой, ненастоящей.

В компании с де Авалосом-старшим, Иолантой и Вероникой Марина чувствовала себя неуютно. Все они пришли посмотреть на Эду, но при этом каждый из них преследовал какую-то свою цель, источал свои эмоции, и Марине казалось, что ее просто разорвет, когда эти трое начнут нашептывать ей в уши каждый о своем.

Де Авалос просто фонтанировал эмоциями; глядя на него, было абсолютно понятно, что он безумно горд сыном, и так же безумно беспокоится за него, волнуется так, что его обычная лощеная холодность сползла с него. Он встречал выходящих на арену людей радостными криками, словно стараясь их подбодрить и придать им сил, но Марина видела, что на самом деле он храбрится сам. И даже Веронике он что-то то и дело тараторил, не дожидаясь переводов Марины, отчего Вероника ему кисло улыбалась, ничего не понимая.

Иоланта сидела молча, с невозмутимым лицом, но в ее неподвижности было столько напряжения, что невольно возникал вопрос: а каково это – обмирать от страха каждый раз, когда близкий человек выходит на арену сражаться со зверем, намного сильнее и больше? В этот миг Иоланта своей нервозностью действительно походила на мать Эду, и Марина с изумлением отметила, что это чувство страха настоящее, не показное, не придуманное.

Одна Вероника не проявляла никакого беспокойства; шествие тореро, приветственные крики публики – все это ей было ужасно скучно. Она рассчитывала на то, что Авалос уделит таки ей внимание, но он, такой возбужденный, энергичный, был сосредоточен лишь на сыне, и оттого Вероника была раздражена.

- Не вижу, где сеньор Эдуардо, - капризно канючила она, приподнимая огромные солнцезащитные очки, чтобы рассмотреть получше, чтоб увидеть знакомое лицо, и Марина молча указала ей на шествие. В отличие от Вероники, Марина-то его сразу узнала – как и он ее увидел тотчас же, ступив на арену. Эду прекрасно знал, где будут сидеть его личные зрители, вероятно, он сам позаботился о билетах. И Марина, торжествуя, украдкой глянула на Веронику; хотела та, не хотела, запретила бы она или нет, а Марина все равно пошла бы на праздник, потому что так хотел Эду. Он пригласил ее; и отец его настоял бы на том, чтоб Марина пришла.

Он шел вслед за всадниками слева; это означало, что он достаточно опытный тореро, самый старший из троих. Увидев Марину, он улыбнулся и отвесил ей церемонный поклон, а она помахала ему в ответ белым платком, приветствуя и чувствуя, как улыбается, совершенно обалдевшая от волнения и оглушительного предвкушения зрелища, что сейчас развернется перед ней.