Испанец

Бык действительно выглядел угрожающе. Казалось, он был зол на весь свет, и каждого, кто осмеливался появиться в опасной близости, готов был растерзать. Он метался  по арене, не позволяя помощникам тореро надолго покидать их укрытия. Казалось, мелькание розово-желтых плащей-капоте вовсе не сбивает его с толка, и он нарочно выцеливает для удара фигуру человека, а не разноцветную тряпку. Пару раз он настигал удирающих от него тореро, и его рога пробивали деревянные щиты, которыми арена была отгорожена. В этом беспорядочном мелькании тел, в криках, во взмахах разноцветными плащами Марина совершенно не видела Эду и не понимала, что люди выкрикивают, переговариваясь друг с другом. Ей казалось, что все идет не так, что это безумие вот-вот остановится, прекратится; она надеялась на это и чуть ли не молилась, отыскивая взглядом Эду и умоляя небеса – кого угодно, Господа Бога, инопланетян! – чтобы все обошлось.

Должна же быть пауза, передышка?! Но ее не было.

- Ну, хитер!.. Ничего, - будто утешая себя самого, или успокаивая, произнес де Авалос, наблюдая, как беснуется на арене это исчадие ада. – Сейчас его укротят немного, поубавят его прыти… Давно не было такого резвого быка!

Однако, его надеждам не суждено было сбыться.

Бык, раздраженно фыркая, выскочил из толпы людей, что-то кричащих и пытающихся привлечь его внимание своими плащами, но он, кажется, уже избрал себе жертву – всадника-пикадора, который должен был перебить ему мышцы на шее, чтобы ослабить силу его атаки. Хитрое животное со всего размаху врезалось в лошадиный бок, повалив испуганного коня вместе со всадником, и налетело на поверженного человека.

Марина и не поняла, не заметила, как оказалась на ногах, крича в ужасе вместе со всеми зрителями разом, глядя, как разъяренный бык терзает поверженного противника. Он не реагировал ни на крики, ни на взмахи капоте, и его лишь чудом удалось оттащить от пикадора, втроем вцепившись ему в хвост. Но едва раненого удалось отбить у чудовища и утащить с арены, как бык стряхнул защитников своего поверженного противника и помчался по песку. Этот  поединок у людей  он выиграл.

Эду, которого Марина опознала лишь по черному костюму, был, как будто, невредим. Он отваживался приближаться к быку почти вплотную, мелькание именно его плаща раздражало быка и заставляло отвлечься от жертвы. Марина готова была зажмуриться, закрыть лицо ладонями, чтобы не видеть опасного заигрывания со зверем, но ей казалось, что стоит ей хоть на минуту отвернуться, как произойдет нечто непоправимое, и она продолжала смотреть. Ей казалось. Что отвернуться – это означает предать, лишить Эду поддержки; нет, этого допустит никак нельзя! И теперь, глядя на Иоланту, застывшую как изваяние, Марина поняла ее – именно так, не выказывая своего страха, сдержанно и с достоинством следует себя держать!

При следующем удачном маневре тореро и его помощников Марина, как и прочие зрители, зааплодировала, хотя сердце у нее уходило в пятки и руки дрожали так, что ладонью о ладонь было попасть трудно, и Иоланта, покосившись на нее, чуть кивнула головой, выказывая свое одобрение.

Только так!

- Он валяет их как кегли, - противным сладким голосом пропела Вероника. Коррида больше не казалась ей скучной, неудачи тореро и ярость быка, казалось, забавляют ее. – Кажется, я знаю, за кого буду болеть в этом поединке. Жаль, что он не может выиграть.

Вероника нарочно говорила это; ее сияющие глаза просто излучали издевку, она ведь не могла не понимать, что выигрыш быка – это проигрыш тореро.

«Интересно, она не понимает, чем это может кончиться, или ей правда все равно? А может, хочет, чтобы бык Эду ранил? Вот же стервозная натура!» - мысленно ругалась Марина. Однако, вслух она этого не произнесла.

- Отчего же, - вступился де Авалос, заинтересовавшийся словами Вероники. – Этот бык может быть помилован. Он очень умен и храбр, и если он понравится публике…

В этот самый момент бык налетел на одного из помощников тореро и так подкинул его в воздух, что тот перелетел через животное и подняться сумел не сразу.

- Ух! – воскликнула Вероника, прикрывая смеющееся лицо ладонью. – Да это просто машина для убийства!

Марина чувствовала, что сама  злится не хуже этого быка. Теперь она была совершенно уверена – Вероника ведет себя так нарочно, специально дразнит ее, бьет по больному месту – по переживаниям за Эду. Мстит за его внимание к Марине.  Дразнит ее и с удовольствием смотрит, как на бесхитростном лице девушки отражаются паника и отчаяние. Упивается страданием; утешает себя тем, что ей-то так мучиться не приходится.

«Ты же хотела отношений с красавчиком? – говорил ее сияющий, смеющийся взгляд. – Так вот тебе изнанка этой интрижки.  А я тебе говорила – не надо тебе с ним связываться, держись от него подальше!»

Марина, поняв это, порывисто отвернулась от Вероники; ты была ей неприятна своей мелочной и гадкой местью, и вступать с ней в разговор или в спор не хотелось совершенно.