Испанец

Второй пикадор оказался удачливее; под одобрительные вопли зрителей и аплодисменты ему удалось совершить то, и раненное чудовище не смогло даже задеть его коня, однако, точный удар разъярил быка еще сильнее, и он заметался по арене, отыскивая жертву, на которой можно выместить свою агрессию. Даже после стольких ударов, после бега и драки бык, казалось, готов был брыкаться и драться бесконечно. Сил у него как будто не убавилось ни насколько, и Марина с ужасом услышала, как трубы возвестили о начале второй терции корриды.

Рано, как рано!

Злобное чудовище еще не вымотано, а сейчас человеку придется подходить к нему еще ближе. И это еще опаснее!

- Каким же надо быть самонадеянным, - посмеиваясь, заметила Вероника, опуская последний нелестный эпитет в адрес Эду, - чтобы выбрать именно это чудовище? Покрасоваться хотел? Мог бы присмотреть кого посмирнее… себе по силам…

- Не Эду его выбрал, - резко ответила Марина. Она сама уже чувствовала себя быком, которого дразнят и колют в бока, чтобы разозлить и вымотать. Кажется, у них с Вероникой тут своя коррида… - Это воля жребия. Случай. Судьба.

- Ух ты, ух ты! А что это ты так разволновалась? Сядь, девочка, успокойся! Это всего лишь игра; не затопчет твоего красавчика бык, - произнесла Вероника мстительно. Она нарочно избегала называть Эду по имени, чтобы не обратить на себя внимание де Авалоса, который, казалось, с ума сходил от разыгрывающейся перед ним драмы. – А затопчет…

Вероника многозначительно замолчала, и Марина снова отвернулась от нее, слишком резко, чтобы это не заметил Авалос.

- Что-то случилось, сеньоры? – произнес он вкрадчиво, обращаясь к Веронике. Ее спокойствие и легкая улыбка и ему стали заметны. Он испытующе смотрел на Веронику, и та лишь небрежно отмахнулась от него.

- Великолепное зрелище, - небрежно ответила она. Марина, кипя от негодования, вынуждена была перевести это. – Просто невероятное.

Однако, Авалоса было не так просто обмануть. Его темные проницательные глаза заглянули, казалось, в самую душу Марины, и сеньор произнес очень мягко, почти по-отечески:

- Сеньора еще что-то сказала, что вас расстроило?

- Сеньора болеет за быка, - кратко и зло ответила Марина.

**

Вторая терция подразумевала атаку быка бандерильями, короткими копьями с гарпунами вместо наконечников. Ярко украшенные, бандерильи вонзались в черную шкуру быка и злили его больше, хотя, казалось бы, куда уж больше.

Теперь Марина видела Эду постоянно. Видимо, бык здорово потрепал его команду, если он сам вышел с бандерильями, а может, Эду хотел сделать шоу красочнее и немного разрядить обстановку, которая была раскалена до предела. 

Бык метался по арене, выбирая следующую жертву; кровь окрасила его черную шкуру, пара бандерилий, пущенных умелой рукой, уже торчала в его холке, и это не добавляло быку дружелюбия. Вместе с кровью сила покидала его, но он не собирался так просто сдаваться.

Следующую пару бандерильеро он встретил, нервно мечась, раздумывая, на кого напасть первым. Оба бандерильеро криками привлекали к себе его внимание, и бык то начинал приближаться к одному, то передумывал и разворачивался к другому.

- Глупое животное, - промурлыкала Вероника, глядя, как Эду мастерски обманул быка – чуть пригнулся к земле, склонившись в сторону, и когда животное устремилось на него в атаку, распрямился, как пущенная тетива, отпрянул с его пути, вонзив обе бандерильи в черную шкуру.

Марина подскочила, аплодируя, чувствуя, как у нее сердце заходится в бешеном ритме от переживаний – так близко от Эду была смерть, так жутко острые рога вспарывали воздух совсем рядом с раззолоченным боком костюма тореро. Но не восхищаться им и его ловкостью Марина не могла; отчаянная храбрость и безрассудство заставляли девушку обмирать – и выкрикивать от ликования и восторга, когда опасность миновала. Зрители восторженно славили эту небольшую победу тореро, а Вероника недовольно морщилась.

- Отчего же глупое? – вступился де Авалос. – Нет, вовсе нет. Этот бык умен. Вы же сами желали ему победы? И он ее заслуживает. Вообще, тореро очень уважают своих соперников-быков. Бык может дать тореро все – известность, славу, - и все отнять – в том числе и жизнь. Как же считать того, кто может так много, глупцом?

Но в Веронику словно бес вселился; откровенные чувства Марины, ее переживания раздражали женщину. Да еще и красующийся на арене Эду, с этими его поклонами, с красивыми пластичными движениями, отчаянный и дерзкий… Веронике нестерпимо захотелось все испортить, все сокрушить, чтобы Марина не смотрела с таким восторгом на молодого человека, чтоб исчезло из ее глаз обожание, и чтобы он не красовался перед ней.

«Неплохо было б, - с непонятной ей самой злостью подумала Вероника, - чтоб бык попортил красавчику мордашку… или еще чего, чтоб Полозкова сделала виноватую физиономию, извинилась и больше не подходила к нему! Небось, если б это монструозное чудище выбило красавчику глаза, у этой дурочки поубавилось бы желания с ним целоваться… Ну давай, хвостатый! Это твой звездный час! Я люблю только победителей!»