Испанка. История самой смертоносной пандемии

Во-вторых, статистика лишь подтвердила то, что и так знали врачи… да и не только врачи — все люди. Среди гражданского населения молодые взрослые умирали с пугающей частотой. Пожилые люди, которые, как правило, наиболее восприимчивы к гриппу и его осложнениям, не только чаще выживали, заболев, но и реже заражались. Эта высокая сопротивляемость пожилых испанке отмечалась во всем мире. Наиболее вероятное объяснение заключалось в том, что ранее случилась еще одна пандемия (впоследствии анализ антител показал, что это была не пандемия 1889–1890 гг.), просто болезнь не привлекла к себе особого внимания, поскольку протекала в легкой форме. Однако тот вирус, судя по всему, весьма напоминал вирус 1918 г. и у переболевших сформировался достаточно сильный иммунитет.

И, наконец, массовый опрос жителей нескольких городов доказал и без того очевидное: чем выше была скученность населения, тем выше оказывалась заболеваемость. Были также данные (хотя их научная обоснованность сомнительна) в пользу наблюдения: те, кто дольше всех соблюдал постельный режим и получал хороший уход, выживали чаще. Эти данные, конечно, означали, что смертность среди бедных была выше, чем среди богатых. (Опросы о связи расовой принадлежности с эпидемией дали противоречивые результаты.)

Но практически все остальные вопросы, связанные с болезнью, так и не были прояснены. Даже взаимодействие микробной теории заболевания с влиянием факторов внешней среды было поставлено под сомнение. Еще в 1926 г. один уважаемый эпидемиолог по-прежнему настаивал на теории миазмов, утверждая, что существует «корреляция между… гриппом и циклическими изменениями атмосферного давления»[916].

В лабораториях все было туманно. Найти патоген так и не удавалось. В его поиски повсеместно были вложены огромные средства. Макфарлейн Бёрнет пережил эпидемию — австралийскую эпидемию — подростком, и она навсегда отложилась в его памяти. Вскоре после получения Нобелевской премии он заметил: «Для меня, как и для многих других бактериологов и инфекционистов, наиглавнейшей целью медицинских исследований в течение многих лет оставался… грипп»[917].

Но и его труды не могли рассеять туман.

Проблема состояла не в отсутствии данных. Проблема состояла в том, чтобы вычленить те немногие «улики», которые повели бы расследование в верном направлении, и отбросить любой ложный след. Было уже ясно, что болезнь — не бубонная чума. Ее возбудителя было бы очень легко обнаружить: обычно палочки чумы сосредоточены в воспаленных лимфатических узлах. Но это был всего лишь грипп…

Когда на мир обрушилась вторая волна эпидемии, тысячи ученых бросились решать проблему. Болезнь атаковали немецкие и французские ученые, британские и итальянские, австралийские и бразильские, японские и китайские. Но одни энтузиасты отступились еще в 1919 г., когда вторая волна сошла на нет, а другие — в 1920 г., когда болезнь приобрела более легкую форму. Возможно, ученые сочли эту проблему слишком трудной для концептуального осмысления: было непонятно, как за нее вообще взяться. Возможно, им казалось, что для ее решения попросту нет адекватных методов. Кроме того, для многих проблема гриппа была далека от области их первоначальных научных интересов, поэтому им не хватало базовых знаний. Два года лучшие ученые мира бились над этой загадкой, но в 1920 г. Уэлч выступил с неутешительным предсказанием: «Думаю, эта эпидемия пройдет, канет в небытие и мы узнаем о методах контроля заболеваемости не больше, чем знали во время эпидемии 1889 г. Это унизительно, но это правда»[918].

И все же сотни исследователей продолжали искать ответ на мучивший их вопрос — но никак не могли прийти к согласию. Споры возникали по любому поводу. С одной стороны в этих спорах участвовали Уильям Парк и Анна Уильямс, а с другой — Пол Льюис и его коллеги из Рокфеллеровского института.

Исследования Льюиса закончились горькой иронией и трагедией. Большинство ученых Рокфеллеровского института пошли ошибочным путем.

Но не ошибется Освальд Эвери. Именно ему будет суждено сделать самое главное открытие в этой области.

Глава тридцать пятая

Самый простой вопрос оставался и самым главным. Что вызывает грипп? Что является патогеном? Был ли прав Пфайффер, считавший, что грипп вызывает микроорганизм под названием Bacillus influenzae? А если он не прав, то какова же причина гриппа? Кто убийца?

Решение этой проблемы представляет собой хрестоматийный пример того, как ученые занимаются наукой, как находят ответы; это пример сложности природы, пример того, как возводится здание науки.