Испанская дочь

Увидев меня, Мартин широко улыбнулся. Удивительно, как порой улыбка меняет лицо человека, как загораются его глаза! Мартин был почти неузнаваем.

– О, я вижу, вы в конце концов сумели подружиться! – Схватив поводья Пачи, Мартин ее остановил. – Вот уж не ожидал, что вы так скоро снова на нее сядете.

– Вы плохо меня знаете, дон Мартин. – Голос у меня прозвучал мрачнее, нежели мне хотелось.

Я спешилась, соскочив с лошади, пожалуй, даже слишком резко. Трава в этом месте оказалась такой высокой, что доходила мне до колен. И к тому же мокрой. Я и не знала, что ночью прошел дождь.

– Вы как раз вовремя, дон Кристобаль. Пойдемте.

Амбар был весь заполнен деревянными ящиками, установленными на бетонные опоры и снабженными с двух сторон рядом небольших отверстий. Ящики располагались в три яруса. Вдвоем мы забрались к верхнему, и Мартин показал мне, что внутри.

– Вот здесь зерна начинают ферментироваться. Обычно мы выкапывали в земле ямки и помещали зерна туда. Но дону Арманду где-то объяснили, что этот способ наиболее удачный. При нем бобы ферментируются более равномерно.

Бобы в ящике были накрыты огромными банановыми листьями. Мартин приподнял один из них, показав мне лежавшую под ними массу – пока что белую, как внутренняя плоть кокоса. От содержимого ящика исходил неназойливый алкогольный дух.

– Листья удерживают в зернах тепло, и какао лучше ферментируется. Здесь бобы лежат пару дней, после чего мы отправляем их в другие ящики, – указал он на второй ярус.

Не удержавшись, я запустила руку в ящик. Зерна были теплыми и склизкими.

– Попробуйте, – предложил Мартин.

Мокрыми и липкими пальцами я вытащила один какао-боб и попробовала на вкус.

– Ну как? – спросил он.

– Ничего похожего на шоколад, – изумленно ответила я. Вкус был горьким и приторным одновременно. Единственное, что напрашивалось в сравнение, – это сильно переслащенный лимон.

– Ну, мне трудно судить, – обмолвился он.

Прежде я и не замечала, как красиво завиваются к бровям его длинные ресницы.

– Por la Virgen de los Reyes[36], дон Мартин! – с чувством воскликнула я. – Просто немыслимо, что вы, имея в своем распоряжении все эти плоды, даже не знаете вкуса шоколада! Вам обязательно надо когда-нибудь его попробовать!

– Я даже не представляю, как его готовят, – хмыкнул он.

И вот тут я дала себе обещание: если этот человек никак не причастен к гибели Кристобаля, я непременно приготовлю для него лучший шоколад, что он когда-либо сможет отведать в своей жизни.

В ящиках второго ряда какао-бобов оказалось куда больше. На этой стадии они становились темнее, приобретая насыщенный фиолетовый оттенок. Пошевелив рукой зерна, Мартин зачерпнул горсть, чтобы показать мне поближе.

– А что будет, если они не пройдут ферментацию? – полюбопытствовала я.

– Тогда они станут горькими. Процесс ферментации избавляет зерна от излишней кислотности, придает какао его характерный аромат и концентрирует вкус – так мне, во всяком случае, объясняли.

Я подхватила пригоршню какао-бобов и вдохнула их запах.

– После того как они два дня побудут в этих ящиках, их перекладывают в следующие, – показал он на нижний ряд. – На один день.

– То есть на ферментацию уходит пять дней.

– Верно. А потом мы их переправляем в сушильню.

– А можно пойти посмотреть? – Я старалась голосом не выдать свое нетерпение (я же пыталась уверить семейство, что не питаю никакого интереса к их плантации), но вряд ли мне удалось скрыть радостное возбуждение. Кинув на меня довольно странный взгляд, Мартин все-таки повел меня к сооружению, стоявшему в нескольких метрах от амбара.

– И как вам донья Кармела, а? – спросил он. – Я и представить не мог, что вам по вкусу такие пышечки.

Я с досадой вздохнула. Только я начала забывать вчерашний щекотливый инцидент, как он снова о нем заговорил!.. О нет! В ботинках Кристобаля я ощутила влажную грязь (или это вообще был лошадиный навоз?!). Я попыталась было ступать по более сухим участкам дорожки, чтобы не перепачкаться еще сильней, но что-то меня вдруг остановило. Мартин вглядывался в меня так, будто у меня по лицу бегали пауки.

Ну, разумеется! Мужчин обычно не волнует, что их обувь промокнет или облипнет грязью. Мне требовалось ступать более уверенно, с достоинством – как бы ни противно было погружать ботинки в эту расчавканную жижу.

Так я и двинулась дальше. От дорожки доносились громкие хлюпающие звуки, как будто земля норовила меня поглотить.

– Дон Мартин, а долго вы проработали у моего… тестя?

– Семь лет.

«Вполне достаточно, чтобы как следует изучить подпись!»

– Впрочем, знал я его почти всю мою жизнь. – Он поднял с земли палочку и разломил пополам.

– То есть вы тоже из здешних мест?

– Можно сказать и так.

– А ваша семья? Есть у вас тут кто-нибудь?

Мартин между тем уже вошел в сушильню. Сарай был сделан из тростника, и внутри оказалось очень светло – в крыше имелись большие световые люки. Весь пол там был засыпан какао-бобами, которые теперь приобрели так хорошо знакомый мне, густо-коричневый цвет.

– Когда погода солнечная, то бобы сушатся три-четыре дня. Если же холодно – то немного дольше.