Испанский дневник

Дом был настоящей военной казармой. Частные квартиры превращены в солдатские спальни, в изящных дамских будуарах на полу выложено по тридцать-сорок тюфяков. Общая столовая, большой склад продовольствия, и нормы пайка, вывешенные на стене, и список на выдачу табака, и библиотека фашистских книг.

А главное – куча оружия и специальное производство ручных бомб в новеньких, еще не запаянных жестяных банках для сгущенного молока.

Фашистов проводят нескончаемой вереницей по лестнице, усаживают в автобусы, отвозят в тюрьму. Тысяча сто человек вооруженных террористов – это только в одном из шести домов, прикрывшихся финляндским флагом! (Здания самой миссии и консульства – не в счет.) Если вспомнить, что в Мадриде на каждом шагу встречаешь дом, украшенный иностранными флагами и облепленный охранными грамотами, если начнешь прикидывать и подсчитывать, все цифры возможной численности фашистской подпольной «пятой колонны» опрокидываются. Она должна быть в несколько раз больше, чем она до сих пор представлялась.

Все ждали, что, конечно, финляндская миссия заявит категорический протест против вторжения в дом, состоявший под ее протекторатом. Такого протеста не поступило, даже наоборот. Финляндский посланник узнав о происшедшем на улице Фернандо Эль Санто, № 17, позвонил в Управление безопасности, справился о результатах проверки, выразил крайнее свое изумление составом обитателей дома и их поведением, подчеркнул полное свое согласие с мерами, предпринятыми полицией, и даже предложил свое содействие в ведении следствия. До чего любезные еще сохранились дипломаты!

6 декабря

Почти полное затишье. В такие дни мы чувствуем себя как где-нибудь на зимовке: вечером некуда ходить, кроме штаба и комиссариата; можно только работать, читать или слушать радио. Сориа раздобыл себе даже какую-то гнусную скрипчонку и стал на ней пиликать. Мы заявили, что это превосходит все ужасы осады Мадрида и что выселим его, если не перестанет. Он обиделся, сказал, что учился в консерватории и что во всем виновато качество скрипки.

Долговязый Фрэнк Питкерн, корреспондент английской «Дейли уоркер», заходит к нам. Чудаковатый и очень остроумный человек. Он живет в помещении канадской кровяной монополии. Да, есть и такая. Канадское общество по переливанию крови прислало в Испанию специальную экспедицию, с врачами, с оборудованием, с посудой. Канадцы заявили, что берутся организовать переливание для всех раненых на всех фронтах, если им будет предоставлено на это монопольное право. Правительство приняло это предложение.

Экспедиция занимает большой старинный особняк. В комнатах грязновато. На стильных комодах, на нетопленых каминах громоздятся большие, металлические, похожие на консервные, банки с кровью. Здесь ее собирают от доноров и распределяют по больницам, по фронтовым лазаретам.

Фрэнк рассказывает о комических нравах в британском посольстве. Там скопилось множество беженцев с английскими паспортами, для них созданы общежитие и столовая. Далеко не все обитатели обладают внешностью и манерами, соответствующими представлениям о подданных Британской империи. Большинство из них – гибралтарские испанцы, шумливые и не очень опрятные. Да и прирожденные англичане не все на уровне великосветского аристократизма, которым славилось издавна британское посольство в Мадриде. Посол приказал читать предобеденную молитву – это вызывает шутки и непочтительные замечания. В общежитие попал некто Джек Робинсон, бывший автомобильный механик, ныне забулдыга и непритязательный весельчак. Его тяготил режим богадельни, установленный в общежитии. За столом, забавляясь сам с собой, этот несолидный человек подбросил вверх кусок хлеба с расчетом попасть в свою тарелку с супом. Хлеб упал точно в суп, но обрызгал соседей. Робинсон был торжественно выселен из общежития «за бросание хлеба в суп с недопустимой высоты», как это было объявлено в приказе. Фрэнк страшно обрадовался, он написал громовой обличительный фельетон против британского посольства в Мадриде, фельетон был напечатан под огромным заголовком: «Джек Робинсон – человек без отечества. Он бросил хлеб в суп с недопустимой высоты…» Сам посол, мистер Огилви Форбс, стареет и сохнет от этих треволнений. Он утешает себя только любимым занятием – игрой на шотландской волынке. Из-за двери посла доносятся заунывные звуки, – обитатели посольства вздыхают и на цыпочках уходят подальше.

В Мадриде осталось не более десятка иностранных корреспондентов, это уже включая коммунистов. Даже крупнейшие мировые газеты, жертвуя интересами сенсационной информации из осажденного Мадрида, потихоньку и под разными предлогами отзывают отсюда своих представителей. Их не устраивает самый характер информации: журналисты, даже самые умеренные и правые, не могут, рассказывая о сегодняшнем Мадриде, не восхвалять героизм и решительность рабочих, передовую, организующую роль коммунистов, не могут не осуждать зверства интервентов, коварство и цинизм иностранных посольств, укрывающих у себя фашистские элементы.