Недавно в Мадрид приезжал Пьер Эрбар, секретарь и родственник Андре Жида. Мы встретили его дружелюбно – он сопровождал старика в поездке по Советскому Союзу и разделял с ним его восторги и любовь к коммунизму. Однако Эрбар держался довольно странно. Дня через два из его осторожных и уклончивых разговоров выяснились вещи более чем неожиданные. Оказывается, Андре Жид написал книжку о Советском Союзе, которая существенно, как говорит Эрбар, расходится с теми заявлениями и декларациями, которые автор делал во время поездки. Причин такой внезапной перемены Эрбар не объясняет, вернее – он относит их к чистой психологии: старик, по его выражению, на все реагирует дважды, и вторая его реакция часто противоположна первой; какая из двух реакций настоящая, об этом окружающим предоставляется судить самим. Но внезапная эта перемена очень встревожила Эрбара, который ведает «левизной» Андре Жида. Он, Эрбар, надумал «перекрыть» книгу поездкой своего шефа в Испанию и сейчас приехал подготовлять к этому почву. Почва оказалась неподходящей. Испанцы, особенно в Мадриде, открыто заявили, что Андре Жиду, если он в самом деле написал книгу, враждебную Советскому Союзу, лучше сюда не показываться: он будет окружен презрением, бойкотом интеллигенции и народа. Особенно встревожился другой приятель и домочадец Жида, голландец Иеф Ласт, работающий здесь в Интернациональных бригадах. Он прибежал ко мне в отчаянии, восклицая, что Андре Жид опозорит себя навсегда, выступив против Советского Союза, особенно сейчас, в разгар борьбы с фашизмом. Он оставил мне текст телеграммы, которую послал старику:
«Считаю момент абсолютно неподходящим для опубликования твоей книги. Пламенно прошу затормозить издание до разговора в Мадриде. Письмо следует. Иеф Ласт».
Эрбар срочно вернулся в Париж, с целью «сделать все, чтобы спасти Андре Жида от его безумия» Сегодня я узнал, что книга все-таки вышла. «Безумия» в этом я не чувствую, здесь видны совсем другие причины.
К Сориа пришел прощаться Де ла Прэ, специальный корреспондент «Пари суар», молодой, элегантный француз. Он объяснил, что уезжает, потому что газета перестала печатать его статьи, считая их слишком коммунистическими. Никогда он не считал себя ни коммунистом, ни близким к коммунизму. Он просто вел себя как честный журналист, ежедневно передавал материал о том, как фашистские летчики убивают беззащитных женщин и детей. В конце концов, ведь для информации его послали, не для чего другого! Материал не печатается, и он решил отправиться в Париж, объясниться с редакцией, объяснить редакции, что всякая другая информация из Мадрида была бы сейчас ложью.
7 декабря
Город прочно изменил облик. Прежде всего, он перестал быть столицей. Для этого достаточно было уехать из Мадрида только трем тысячам человек. Оставшийся миллион стал жить по-другому. Мадрид никогда не был промышленным городом. Его богатая и веселая жизнь всегда вращалась вокруг государственного центра, при республике – вокруг правительства. Чиновничество, парламент и политические группы, интеллигенция, академические, газетные, литературные круги, банки, коммерсанты, пенсионеры, приезжие из провинции – все это жило, управляя страной, хозяйничая, наставляя и поучая провинцию. Мадридские рабочие – большей частью строители, коммунальники и печатники.
Двенадцать министерств перебрались в Валенсию, они взяли с собой в общем немного людей и бумаг. Но все, что осталось, начало работать на холостом ходу или совсем остановилось. Громадные правительственные здания заколочены, или в них перебрались, занимая десятую долю площади, областные учреждения, конторы, штабы. При огромных архивах остались старые, слепые смотрители. В городе появились тысячи пустых квартир, оберегаемых бедными родственницами уехавших хозяев или слугами, потихоньку продающими хозяйские вещи.
На дверях наклеены грамоты, в которых пространно описываются заслуги перед отечеством отсутствующих обитателей квартир.