Испанский дневник

Я теперь редко бываю и ночью в городе. Вся боевая активность стабилизовалась на окраинах, в окопах, в траншеях. Мигель Мартинес занят проверкой людей на боевых участках, выявлением твердых кадров политработников для нового, более целесообразного их распределения.

Окопы тянутся просторной, извилистой линией, местами входят в городские кварталы, превращаясь в линию баррикад, укрепленных зданий и улиц, опять выходят наружу, и так – на несколько десятков километров удлиненной подковой вокруг Мадрида, концами упирающейся в северный горный заслон – Гвадарраму, Сомосьерру.

Самые окопы построены теперь добротно, глубиной от одного метра восьмидесяти сантиметров до двух метров, шириной – от метра до полутора. На большинстве участков они снабжены брустверами (по-здешнему – парапеты), бойницами для винтовок и солидно укрытыми пулеметными гнездами.

Кое-где в окопах настлано нечто вроде пола из досок от ящиков, из сухого мусора. В остальном дном окопов служит мокрая, глинистая земля. В дождливые дни при постоянном хождении окопы от этого очень загрязняются.

Через каждые восемь-десять шагов в наружной стенке окопа устроены ниши разного размера. Они служат для хранения боеприпасов, вещей, платья, они же надежное укрытие для отдыха и сна.

Обжиты окопы порядочно и даже немного захламлены. Нога ступает то на хлеб, то на разорванный берет, то на книжку или, что хуже, на совершенно целую обойму с патронами или даже затоптанную в грязь круглую ручную гранату. Никаких следов порчи, совсем новая, полированной черной стали, в рубчиках, граната-«апельсин». Между прочим, они очень хороши, эти гранаты, особенно в обороне. Удобно бросать, всегда взрываются, и с большой разрушительной силой. Ручные гранаты бутылочного типа, с деревянной ручкой здесь пригодны больше в атаке.

Четвертые, третьи, вторые линии окопов соединены с первой линией ходами сообщения. Ходы сделаны высотой в шестьдесят – восемьдесят сантиметров.

Небольшая глубина ходов сообщения ведет к частым ранениям бойцов – не потому, что эта глубина недостаточна, а потому, что солдатам лень (или неловко друг перед другом) долго ходить, согнувшись, ползком. Они разгуливают в ходах, укрытые только по пояс, и нередко попадают под меткую пулю марокканца.

Я смотрел: много раненых, почти семьдесят процентов всех ранений последнего времени – в голову, в верхнюю часть тела.

Фашисты стоят совсем близко, в трехстах, в двухстах, а кое-где и в пятидесяти метрах. Ясно видны их передвижения на передовых линиях, их автомобили и огни на заднем плане. Иногда, в тихий час, слышны заунывные песни мавров.

Линия обороны находится под огнем. Как это ощущается бойцом? Сегодня пасмурный и потому спокойный день без авиации. Десять часов утра. На секторе, на котором я нахожусь, мы пробуем вместе с бойцами кустарно подсчитать частоту огня. За десять минут противник посылает нам пять орудийных выстрелов (из пяти снарядов разорвалось четыре), четыре разрыва мин из минометов, тридцать две пулеметные очереди, в среднем по шесть выстрелов, пятнадцать ружейных залпов (по четыре-пять винтовок) и, наконец, оружейный огонь, то беглый, то отдельными выстрелами – двести восемьдесят выстрелов за десять минут. В этот же промежуток времени было полторы минуты почти полной тишины.

Какой вид огня наиболее чувствителен? В общем, бойцы Мадрида привыкли ко всем видам – обстрелялись. Пулеметов не боятся, к артиллерийским снарядам относятся почти философски. Но такая, например, нехитрая штука, как миномет, причиняет им много беспокойства. Миномет стреляет на триста метров, навесным огнем, мина падает вертикально, и если угождает прямо в окоп, то наносит сразу много увечий. Конечно, такое попадание весьма редко. Но в позиционном сражении достаточно времени для установки и нацеливания минометов.

Огонь авиации, ее бомбы – это был пока самый устрашающий вид оружия. Но и в этом отношении очень много изменилось в психологии бойца. Он понял не только все возможности, но и все невозможности воздушной борьбы. Перестает метаться при появлении авиации. Наоборот, он остается на одном месте, ложится и смотрит вверх. Он теперь понимает, что только прямое попадание бомбы может погубить его. Вне этого, лежа, можно уцелеть даже в двенадцати метрах от разрыва, потому что осколки летят воронкой, раскрытой вверх. Ни одна из последних бомбардировок «Юнкерсов» не деморализовала, не расстроила республиканские части. Она и не причинила им существенных потерь.

В сознании бойца народной армии, стоящего под огнем противника, происходит (еще не произошел окончательно) перелом. От того, что я назвал бы паническим героизмом, – навязчивая мысль о смерти и утомительная готовность погибнуть, – от этого напряженного состояния он переходит к солдатскому складу ума – к большому хладнокровию и выдержке, к умению приспособляться к обстановке и местности. Этот процесс идет все сильнее, он, конечно, еще не завершен: слишком мало времени прошло.

22 декабря