Бакстер посмотрел сначала на Альму, потом на Эстер.
– Хорошо.
Стараясь говорить тише, Эстер сказала:
– Попробую уложить ее в мою постель. Пусть посмотрит пока какой-нибудь фильм. А мы спокойно пообщаемся.
Бакстер неожиданно разволновался. С одной стороны, он был рад, что Эстер нашла в себе храбрость рассказать дочери правду и скоро все тайное станет явным, с другой – понимал, что последний вечер в Испании обещал быть непростым.
Когда Эстер разрешила Мии взять Пако и посмотреть фильм в ее постели, девочка пришла в неописуемый восторг. С телевизором не могли конкурировать даже конфеты и щенки.
Мия с бабушкой поднялись наверх, а Альма с Бакстером сели за маленький столик на кухне.
– Что вообще происходит? – спросила она.
Бакстер встретился с ней взглядом и решил не юлить.
– Думаю, речь пойдет о будущем.
Кивнув, Альма взяла из миски апельсин, проткнула пальцем кожуру и начала его чистить.
– Все будет хорошо, Бакстер. Помни, вы с Мией не одни. Мы всегда будем рядом.
– Спасибо. Я больше не боюсь, что Мия узнает правду.
Пока они ждали возвращения Эстер, вихрь недомолвок кружил между ними, вызывая у Бакстера желание нажать на паузу и спрятаться в шкаф. Они обсудили урожай. Альма сказала, что сбор плодов закончится уже через несколько дней и что год выдался на редкость плодородный. Работники сплотились и совершили последний рывок.
И хотя Бакстер нисколько не сомневался в ее искренности, разговор был не более чем попыткой обойти щекотливые темы. Будь здесь Мия, она точно не стала бы церемониться: «Вы двое, неужели нельзя поговорить по-человечески? Папа, скажи ей, что у тебя на уме. Нельзя ведь так просто уехать. Извинись, если тебя мучает совесть». А потом она обратилась бы к Альме: «Признайся, что тебя к нему не тянет и ты позволила поцеловать себя в пещере лишь потому, что поддалась магии момента».
– Еще никогда масло не было таким вкусным. Возможно, из-за того, что это наш последний урожай, – пожала плечами Альма. – И в масле есть вкус… э-э… последнего аккорда. Мой отец, человек далеко не идеальный, оставил заметный след в мире оливкового масла, и я знаю, он бы гордился сейчас. Нет, не мною – тем, какой путь прошла наша семья, чтобы достичь сегодняшних высот. Конечно, отец расстроился бы, узнав, что мы продаем землю этим
А вдруг она и думать забыла о том, что произошло между ними в пещере? Вдруг Бакстер все нафантазировал? Альму волновали не поцелуи, а оливковое масло. Надеясь, что она не догадывается о неразберихе, которая бурлила в голове, Бакстер взял себя в руки и ответил:
– Думаю, ты права. Отец очень гордился бы тобой, Альма. Очень.
Альма продолжила сосредоточенно чистить апельсин, всматриваясь в него, как в магический шар.
– Спасибо!
Голова ее была занята совершенно другими вещами. В конце концов, поцелуй – не предложение руки и сердца. Альма, скорее всего, про вечер в пещере давно забыла, а он до сих пор беспокоится, что разбил ей сердце. Боже правый, ему еще учиться и учиться! Нет, она не ждала от него никаких объяснений. Как любой творец, Альма была сосредоточена на своей работе. И в это мгновение Бакстер вдруг понял, что речь вообще не о нем. Какой же он дурак! Бедной женщине предстояло узнать нечто ужасное, а он в эти последние часы в Испании только и делал, что тянул одеяло на себя.
Альма недавно потеряла отца, совсем скоро лишится имущества. А через несколько мгновений ей предстоит узнать, что их грабил собственный брат. При чем здесь вообще Бакстер?
Выкинув из головы тяжелые мысли, он подался вперед и произнес от чистого сердца:
– Я говорю искренне, а не потому, что пытаюсь… ну, подбодрить тебя, что ли… – Когда Альма оторвала глаза от апельсина, он не стал отводить взгляд.
Скоро пришла Эстер и присоединилась к ним за столом.
– Альма, мне надо тебе кое-что рассказать, – начала она.
Бакстер было встал, чтобы не мешать их разговору, но Эстер жестом попросила его задержаться. Она разжала ладонь, в которой лежал диктофон дона Хорхе.
– Что это? – спросила Альма и разломила апельсин, аромат которого мгновенно наполнил комнату.
– Несколько дней назад Бакстер нашел в гитарном футляре твоего отца диктофон. Погоди упрекать его за молчание, я поясню. Я запретила ему. Невзирая на яростные возражения. Все это время я думала, как лучше поступить, как преподнести эту новость.
– Какую новость? Что на записи? – В каждой руке Альма сжимала по половинке апельсина. Капли сока падали на стол.
Эстер взглянула на диктофон.
– Твой брат обворовывал компанию.
От изумления Альма открыла рот и резко повернула голову к Эстер.
– Что?
– На записи ссора между ними, между твоим братом и отцом, который обвиняет Рудольфо в воровстве. И Рудольфо в нем признается.
Альма, окаменев, смотрела на мать. Бакстера тянуло взять Альму за руку, поддержать ее. Но что это даст? Он – тот самый олух из Южной Калифорнии, который эту кашу и заварил.
– Включи, – наконец проговорила Альма.