Испанский садовник. Древо Иуды

Неожиданно его размышления, теперь в приподнятом ключе, были прерваны. Хорошенькая стюардесса в элегантной синей форме улыбалась ему, предлагая поесть, от чего он прежде отказался, а теперь счел вполне своевременным, глядя на прекрасную закуску, аппетитно разложенную на подносе: копченую лососину, крылышко цыпленка с тушеным сельдереем, «Персик Мельба»[45] и бокал превосходного шампанского. После, несмотря на отвратительную ночь, он несколько пришел в себя и продремал над Ирландским морем, не забывая, впрочем, поглядывать, не покажется ли шотландский берег. Престуик был замечен в половине седьмого в темно-синей дымке ранних сумерек, сквозь которые начали пробиваться крошечные огоньки. Приземлился самолет идеально мягко, а через несколько минут Мори уже слушал с учащенным пульсом почти забытый родной говор. С непокрытой головой, шагая по бетонной полосе, он глубоко вдыхал чистый воздух Южной Шотландии.

Дома, наконец… дома. Бессознательно он пробормотал знаменитые слова Роб Роя Макгрегора[46]: «Я на своей родной земле». Эмоции захлестнули его.

Пройдя таможню, он увидел поджидавший автобус и вскоре уже катил по гладкой дороге через Эрширские угодья, непрерывно протирая запотевшее стекло, чтобы одним глазком выхватить темнеющий пейзаж. Времени он почти не замечал, пока его не вернул к действительности шум транспорта: они подъехали к воздушному терминалу в Уинтоне.

Он взял такси до отеля «Центральный», где получил номер на тихой стороне, подальше от вокзальных платформ и шума поездов. Было поздно, и он устал. Ему принесли молока и сэндвичей; а потом, приняв горячую ванну – отмокал минут пятнадцать, чтобы снять нервное напряжение, – он лег спать. И заснул мгновенно.

Глава II

На следующее утро, проснувшись рано от острого сознания, что он находится в Уинтоне, физически присутствует в городе своей юности, видевшем его титанические усилия как студента, ему пришлось подавить почти все сантименты. Он должен оставаться спокойным и рассудительным накануне величайшего поворотного события в своей жизни. Поэтому Мори быстро поднялся, оделся и спустился на завтрак в теплую, устланную красным ковром кофейню, где впервые за тридцать лет посмаковал настоящую шотландскую овсянку со сливками, за которой последовала, в сопровождении чая и гренок, местная копченая пикша, и все это время он не переставал думать о важных перспективах грядущего дня.

Допив третью чашку превосходного чая, он сразу отправился в гостиную, взял уинтонский «Геральд» и, просмотрев объявления, узнал название агентства по прокату автомобилей. Скромная машина, вполне неприметная, поможет ему совершить путешествие в Ардфиллан, а если понадобится, то и все дальнейшие передвижения. Непонятно почему, но он не обратился к портье, чтобы тот организовал ему аренду автомобиля, а сам позвонил в агентство. Мог бы он объяснить такое нерациональное поведение? В отеле его никто не знал, и вряд ли он встретил бы здесь знакомых, тем не менее внутреннее чутье побуждало его действовать скрытно. Как бы там ни было, выслушав требование, чтобы машину, небольшую стандартную модель, доставили к отелю как можно скорее, ему пообещали, после некоторого нажима с его стороны, выполнить заказ к часу дня.

Не находя себе места, он взглянул на часы: стрелки показывали несколько минут двенадцатого. Оставалось как-то провести два часа, и он покинул отель, поддавшись желанию совершить краткое паломничество по знакомым местам своей юности. Город – серый, холодный, вечно измазанный сажей и весь в дыму – почти не изменился с тех дней, когда он бродил по его грязным и шумным мостовым. На углу Грант и Александра-стрит он сел в желтый трамвай, идущий в Элдонгров-парк, и, выйдя у парковых ворот, медленно прошелся среди деревьев, а потом, совсем погрустнев, поднялся на холм к университету. Но здесь, в тени старых галерей, воспоминания о студенческих днях причинили своей остротой столько боли, что, побродив немного, он поспешил уйти с территории и у нижних ворот миновал магазинчик «Гилхаус», где когда-то продал свой микроскоп, чтобы купить для Мэри колечко с маленьким голубым камушком. Глаза его увлажнились. Какой жалкий подарок по сравнению с теми дарами, какими он мог бы осыпать ее теперь. Но в то время он выложил за него все до единого пенни. Никто не смог бы обвинить его в скаредности или в малейшем предвидении того, что затем последовало.

От Элдонгрова до квартиры в Блэрхилл было совсем недалеко, и, поддавшись настроению, он выбрал дорогу через холм, спускавшийся к докам. Да, его старое жилище стояло на месте, никуда не делся этот позорный барак, стал лишь грязнее и отвратительнее, чем прежде. Подняв голову, он живо представил себя молодым, склонившимся над книгами за узким чердачным окошком. Вспомнил, как пробивался и терпел, готовясь к великой и чудесной карьере.