Испанский садовник. Древо Иуды

И что же он сделал со своей жизнью? После благородного начала, каков был результат? Стоя там и рассеянно глядя наверх, он действительно почувствовал угрызение совести, пронзившее его, как копье. Теперь он не только горько сожалел обо всем, но и осознал тщетность того, что совершил с тех пор, как покинул комнату в мансарде.

Он сколотил состояние, большое состояние, но каким образом? Не как блестящий врач, специалист высшего класса, добившийся почета и уважения среди коллег, а как жалкий составитель пилюль, поставщик популярных снадобий в духе времени, имеющих слабое отношение к лекарствам, реклама этих пилюль повсеместно портила пейзаж, а продавались они втридорога, усугубляя тем самым обман публики. Нет, не стоит так уж себя казнить; отдельные его разработки – группа анальгетиков, полученных из фенотиазинов, к примеру, – имели свои достоинства. Однако в целом из его карьеры получился фарс. Так почему же, ради всего святого, он это сделал? Почему, помимо всего прочего, он был таким дураком, что женился на Дорис Холбрук?

Наверняка он мог еще в тот роковой вояж предугадать ее склонность к психозу, осознать, что смена настроений, так его забавлявшая на борту корабля, позже станет невыносимой, что физическое наслаждение, которое она ему дарила, быстро утратит свою прелесть. Он вернулся в воспоминаниях к симпатичному маленькому домику в Кос-Кобе, который устроил им ее отец, недалеко от нового представительства в Стэмфорде, штат Коннектикут. Она обожала их жилище – ровно полгода, – потом вдруг возненавидела. Их переезд в соседний Дарьен, поначалу принесший огромную радость, вскоре оказался таким же провальным. Она, видимо, была неспособна осесть, привыкнуть к новому окружению, а его отказ опять поселиться на другом месте подтолкнул ее к тому, что она начала совершать ежедневные поездки в Нью-Йорк, став почти постоянным пассажиром утренних и вечерних поездов. Затем последовало увлечение искусством и бесполезные уроки живописи и скульптуры; экстравагантный стиль в одежде, постепенно становящийся все более вычурным; новые, быстро меняющиеся, сомнительные знакомства – с некоторыми из этих приятелей, как он вскоре начал подозревать, она его обманывала. Когда он протестовал, начинались встречные обвинения, ссоры, крики сквозь запертые двери, истерические примирения. Ей захотелось вернуться в Блэкпул – надо же такое придумать! Более очевидным теперь стал тот факт, что она на самом деле начала его ненавидеть. Когда, после долгого перерыва, он с улыбкой попытался возобновить брачные отношения, она схватила щетку из слоновой кости и чуть не размозжила ему голову.

Но он быстро улаживал конфликты. Развод мог означать разрыв с Холбруками; поэтому он научился ладить с ней. Спустя пять лет, проведенных в Дарьене, они получили от старика Холбрука, потакавшего дочери, симпатичное имение Форвэйс в гринвичском районе Квакер-Ридж. Здесь проживала более спокойная, консервативная публика, скромно развлекавшаяся в клубе садоводов, куда он заставил ее записаться; у него появились надежды, что, может быть, теперь она угомонится. Сплошная иллюзия. День ото дня она становилась все взбалмошнее и упрямее, временами на нее накатывали приступы агрессии, а то вдруг она впадала в амнезию, после чего начались депрессивные галлюцинации. Наконец настал момент, когда Виленский, приглашенный на консультацию, сочувственно опустил ладонь на его плечо.

– Параноидная шизофрения. Ее придется признать невменяемой.

И затем, на целых пятнадцать лет, он стал мужем пациентки психиатрической клиники, ожидавшим результатов инсулиновой и электрошоковой терапии, малейших улучшений и более серьезных рецидивов, терпящим всю эту безнадежную возню, пока долгожданного облегчения, о котором не говорят, не принесла застойная пневмония.

Неудивительно, что при таких трагических обстоятельствах, когда он сам был на пределе нервного напряжения, его так потянуло к работе с Бертом, и он ушел в нее с головой. С Бертом все было в порядке – добрый, порядочный, веселый Берт, который всегда стоял за него горой, то и дело помогал ему справляться с Дорис, даже признал свою ответственность за происшедшее, так как навел глянцу на ее подростковые припадки; а после смерти старого мистера Холбрука сразу сделал его полноправным партнером в богатой и расширяющейся американской фирме.