– Нет. Я готова перейти в католичество… разве что…
– Ну!
– Церковь будет от нас далеко.
– Подумаешь, – с облегчением сказал Вальд.
– А католики сейчас имеют право развода?
– Не знаю. А почему ты спрашиваешь?
– Ну мало ли. Вдруг ты просто ослеплен любовью.
– Да, – сказал Вальд. – Я ослеплен любовью и желаю оставаться таким до конца своих дней. И хоть я в жизни не видел твоего фьорда, но заранее люблю его и хочу, чтоб меня похоронили именно там и конечно же, рядом с тобой.
Сьёкье заплакала.
– Что такое? – всполошился Вальд.
– Я не верю… такое только в сказках бывает…
– Ладно, – сказал Вальд. – Давай сделаем паузу. Я теперь буду звонить тебе каждый день.
Сьёкье рассмеялась сквозь слезы.
– Каждый день не надо; ты занятый человек. Вдруг ты как-нибудь не сможешь и начнешь опять на себя наговаривать. То есть я буду рада тебе каждый день, но не превращай это в обязательство, ладно?
– Ладно. Я могу считать, что теперь мы обручены?
– Да.
– То есть, ты моя невеста.
– Да.
– Я целую тебя.
– Вальд!
– А?
– Береги себя. Я действительно иногда смотрю телевизор… в основном новости… мне кажется, у вас в Москве очень опасно.
– Ты тоже береги себя.
– Здесь ничего не происходит. А у вас, похоже, происходит слишком много всего.
– Сьёкье, до завтра.
– До завтра, Вальд. Я…
– Ну?
– Я целую тебя.
– Ты не то хотела сказать.
– Ты прав. Я…
– Ну же, Сьёкье!
– Я буду ждать твоего звонка.
Глава XXXVII
Какие сеньориты, восторженно думал молодой бармен, занимаясь ортодоксальным барменским трудом и исподтишка при этом поглядывая в сторону Марины и Вероники. Наверно, француженки: с каким вкусом одеты… Заняться бы с ними… по-французски… Какая грудь у молоденькой! Да и старшенькая хоть куда, ¡vaya, vaya! Прежде бы он не раздумывал… Подошел бы, поднес каждой по гвоздике, встал бы красиво, как Антонио Бандерас… пригласил бы на вечер… за счет заведения… А вечером – танцы, темнота и огни… они пьяны и веселы, и он ведет их гулять, ведет на пляж, и обнимает их за плечи, сразу обеих, и молоденькая говорит: «¡Je t’aime, Manolito!», и старшенькая говорит: «¡Je t’aime tambien!» И он доказывает им свою любовь… сразу обеим… Сейчас так не будет. Не те туристки, не та Испания… да и он, Манолито, нынче женатый мужчина: столько знакомых развелось… и непременно увидит кто-нибудь, скажет Хосефе… ¡Joder!
Две дамы тихо сидели за угловым столиком. Старшенькая была грустна. Какая жалость! Младшенькая была как будто веселей, но только как будто; серьезные проблемы – слишком серьезные для красивых женщин – витали в воздухе за этим столиком и были видны невооруженным глазом Манолито.
– Это продолжается, – сказала Вероника. – Несмотря ни на что… ни на все события…
Ну ясно, подумала Марина. Это страх.
– Но я все-таки постаралась бы выкарабкаться из этого сама; я сказала тебе только из объективности, для сведения. Если ты не возражаешь, лучше бы мы сегодня занялись другой проблемой, еще более свежей… тем более, что я чувствую непостижимую связь обеих проблем. Кто знает – может, минус на минус в итоге даст плюс?
– Может, – согласилась Марина. – Говори.
– Даже не знаю, как начать, – сказала Вероника и достала из сумочки носовой платок. – Это связано с моим мужем… а ты ведь не в курсе моих семейных дел.
– Так расскажи.
– Очень долго.
– Постарайся сконцентрироваться на самом существенном… разумеется, с твоей точки зрения.
Вероника слабо улыбнулась.
– Давай попробуем, – сказала она, – но тогда…
– Рижский бальзам? Ты думаешь, у них есть?..
– Н-нет, – Вероника поколебалась. – Бармен! Джин «Гордон»… двойной, пор фавор, и немножко тоника.
– А пара ми, – добавила Марина, – в таком случае уна сервеса негра с сухариками, да похолоднее.
– Муй бьен. – Бармен вышел из-за стойки и, улыбнувшись по очереди обеим, подал требуемое.
Вероника выпила джину и закурила.
– Помнишь ли ты, – начала она с лекторской интонацией, в то время как Марина превратилась в слух, – как десять лет назад жили простые люди? Возможно, и помнишь… Нет, мне не нравится, как я рассказываю. По правде сказать, так называемые простые люди уже и тогда жили всяко – некоторые создавали кооперативы, например. Мой муж, Валентин, никогда не был особенно удачливым кооператором; однако деньги были… и их количество медленно, но верно росло…
Вероника вздохнула.