Венадад, царь Сирийский, собрал все свое войско, и с ним были тридцать два царя, и кони и колесницы, и пошел, осадил Самарию и воевал против нее.
И послал послов к Ахаву, царю Израильскому, в город,
и сказал ему: так говорит Венадад: серебро твое и золото твое – мои, и жены твои и лучшие сыновья твои – мои.
И отвечал царь Израильский и сказал: да будет по слову твоему, господин мой царь: я и все мое – твое.
И спала она у ног его до утра и встала прежде, нежели могли они распознать друг друга. И сказал Вооз: пусть не знают, что женщина приходила на гумно.
И сказал ей: подай верхнюю одежду, которая на тебе, подержи ее. Она держала, и он отмерил шесть мер ячменя, и положил на нее, и пошел в город.
В конце рабочего дня, когда Филипп, мечтая о редкой, сезонной радости беззаботного похода de copas, уже сортировал и распихивал по файлам накопившиеся за день бумаги, произошло неожиданное. Раздался сигнал телефона, и Женечкин голос сообщил:
– Филипп Эдуардович, здесь вас… м-м… господин Эскуратов…
– Эй! – успел крикнуть Филипп. – Стоп. Жди.
Башка лихорадочно заработала. Он сказал – пару дней. Такие люди говорят «пару дней», а потом для солидности выдерживают еще пару, чтоб партнеры дозрели как следует. Или что-то стряслось, или… Если у него все в порядке, он бы ни за что не позвонил. Значит, возникла срочность. Брать трубку – или пусть звонит в понедельник? Сам теперь пусть созревает? Пятница, конец рабочего дня… Будет вполне прилично, если его, Филиппа, уже не окажется на работе… А с другой стороны, за выходные столько всего может произойти… Надо брать. Нет, не надо. Ага… сейчас он выяснит заинтересованность Эскуратова.
– Женя, спрашивает женский голос или мужской?
– Женский… Это его секретарша.
– Слушай внимательно: ты поискала меня по телефонам и пока не нашла. Но я, кажется, еще где-то в офисине, поняла?
– Да.
– Поэтому ты спросишь у секретарши, срочное ли дело. Если срочное, можешь попробовать найти меня.
– И вы перезвоните, да?
– Э-э… нет. Если она скажет, что срочное, скажи усталым таким голоском, чтобы перезвонили минут через десять.
– Поняла. Все?
– Выполняй. – Филипп отключился.
Он задумался и стал просчитывать варианты. Эскуратов сказал: «с вами свяжутся». Он не сказал: «я позвоню». Может, хочет что-то уточнить, какую-нибудь мелочь? Нет: если так, позвонил бы не Эскуратов, а Эстебан, и не ему, а Вальду или вообще Гонсалесу, в зависимости. Звонит известить об отказе? Да ну… Самолично, в тот же день – так вообще не бывает. Может, дура Женька перепутала – звонит не сам Эскуратов, а кто-то со ссылкой на него?
– Женя!
– Да, Филипп Эдуардович.
– Ты поговорила?
– Да-а…
– Что она сказала?
– Что перезвонит.
– Она сама решила, что перезвонит, или отключалась, советовалась с кем-то?
Женечка молчала.
– Эй!
– Я не помню, – неуверенно сказала Женечка.
– Хорошо, – Филипп матюгнулся про себя, – вспомни хотя бы, как она сказала про Эскуратова? Звонят от Эскуратова, – он сделал слегка истерическое ударение на этом «от», – или звонит сам Эскуратов?
– Ну, не знаю. Она сказала: «С Филиппом Эдуардовичем хотел бы поговорить господин Эскуратов».
– Точно? Не фантазируешь?
– Кажется… ой, Филипп Эдуардович, извините, отвечу на звоночек…
Она пропала из трубки, но тут же появилась опять.
– Это снова оттуда, Филипп Эдуардович.
Первой мыслью было – давай! Стоп. Звонок слишком быстрый. Это инициатива его секретарши, догадался Филипп; ей просто поручили его найти, вот она и звонит через три минуты. Надо вынудить ее посоветоваться с Эскуратовым. Может, тогда станет понятно, насколько срочно он вдруг понадобился…
– Еще не нашла. Упрекни ее легонько: я же попросила вас через десять минут, а вы звоните сразу.
– Поняла. – Отключилась.