Кирочка и Аль-Мара стояли перед запертыми воротами, за которыми начиналась территория кожевенного завода. Надпись на стальном щите со светоотражателями гласила: «Въезд запрещен.» От ворот начиналась проселочная дорога, грязная, глинистая, с глубокими колеями — заметно было, что ездят по ней довольно часто, ни одна травинка не успевала вырасти.
— Нас никто туда не пропустит. Голыми руками их не возьмешь. — оглядывая высокие металлические ворота, резюмировала Кирочка.
— Пожалуй… — согласилась Аль-Мара, — это, полагаю, вообще не тот случай, где следует действовать в лоб… Но у меня есть одна идея, — она извлекла из кармана гаджет, — мы всё это сейчас заснимем.
Снова обойдя почти всю территорию завода вдоль глухого забора, девушки сфотографировали кучи гниющих отходов, сваленных на берегу реки.
— Что за идея? Не томи! — Кирочка с интересом наблюдала за подругой.
— Мы напишем письмо в какую-нибудь крупную общественную организацию по охране окружающей среды… Факт получит широкую огласку… — говорила Аль-Мара, вдохновленно, с азартом, точно улыбающихся знаменитостей, снимая с разных ракурсов смердящие кучи, — …об этом непременно напишут в газетах… Снимут репортаж… Сняли же о том, как выловили что-то дохлое в реке, мы с тобой ещё застали репортеров на берегу… а что именно выловили они, не помню. Забыла…
— Какая же ты растяпа! — с шутливой укоризной сказала Кирочка; она сдвинула брови, обратив на миг взор внутрь себя, попыталась вспомнить, — … Они выловили… — повторила она задумчиво, — Ой! Я тоже не помню…
Аль-Мара закончила фотографировать кучи.
— Послушай, а ты думаешь до нас никто не пытался заявить об этом безобразии? — Кирочка сосредоточенно рассматривала сохранённые фотографии — всё ли хорошо получилось.
— Не думаю. Завод находится за Городом, следовательно, находиться здесь должны только те, у кого есть специальные пропуска. Территория обнесена глухим забором; случайные люди, которые оказываются поблизости, скажем, работники сельскохозяйственного модуля, вряд ли задумываются о том, что может находиться за таким забором, не показывают — и не надо. К сожалению, в большинстве своём люди равнодушны к тому, что не имеет непосредственного к ним отношения…
— Смотри! — воскликнула вдруг Кирочка, указывая Аль-Маре куда-то вниз, на воду, туда, где уходила в глубину металлическая сетка забора.
Медленно покачиваясь, послушная лёгким речным волнам, вдоль берега плыла, опрокинутая белёсым брюхом вверх, довольно крупная дохлая рыбина. Маленький водоворот у последнего столбика забора развернул её, и она продолжила свой путь вперед хвостом. Аль-Мара сфотографировала и эту рыбину тоже.
Река катилась удивительно спокойно. Вода походила на гладко отшлифованный тёмный камень; лес по берегам в сгущающихся сумерках казался мягкой бледно-серой губкой; отдельные деревья различить было уже нельзя; а тишина стояла такая, что, казалось, всё вокруг замерло, прислушиваясь к плеску вёсел.
— Мне очень хорошо сейчас… — прошептала Кирочка, — здесь, с тобой… Мне, пожалуй, никогда ни с кем не было так хорошо…
Аль-Мара тихонько рассмеялась.
— Знаешь, что-то это мне напоминает… Ревнивые влюбленные часто пытают свои половинки сходным образом: а было ли тебе с кем-нибудь лучше, чем со мной? случалось ли тебе быть счастливее, чем теперь?
— И чего смешного? — в голосе Кирочки послышалось лёгкое разочарование.
— Ничего, — продолжала Аль-Мара, и в интонации её таилась мягкая мудрая улыбка, — всякое ощущение — и наслаждение, и боль — существует только в тот момент, когда его испытываешь. Счастье тоже в каком-то смысле ощущение. Ощущение души, а не тела. Его невозможно измерить, оценить, запомнить и с чем-либо потом сравнить. Потому твоё утверждение лишено смысла… Впрочем, я всё равно рада слышать это от тебя.
Маленькая складная лодка плыла по течению, поднятые весла роняли мелкие капельки. Кирочка иногда опускала их в воду, чтобы немного увеличить скорость; вёсла входили медленно и бесшумно, точно ложки в густой мёд. Аль-Мара сидела на корме, сосредоточенно впитывая в себя ночное молчание природы.
— Мне порой, причём обычно безо всяких видимых причин, становится вдруг до того радостно, что хочется бежать вприпрыжку, махать руками, смеяться… Иногда я даже так делаю, если рядом никого нет, — заговорила Кирочка вполголоса, точно боясь спугнуть возникшее посреди тихой реки межу нею и подругой настроение откровенности, — как будто во мне внезапно открывается какая-то секретная шкатулка со счастьем…