Когда я просыпаюсь, Айзека рядом нет. Я сравниваю свою панику с болью. Могу сосредоточиться только на одной из них. Выбираю боль, потому что она не ослабляет хватку в моём мозгу. Я знакома с сердечной болью: интенсивной, мучительной болью сердца, но никогда не испытывала физическую боль, тем более такую изысканную как эта. Боль сердечная и физическая схожи в том, что ни от одной из них нельзя избавиться, как только они появляются. Сердце посылает тупую боль, когда оно разбито; боль в ноге настолько остра и сильна, что мне трудно дышать.
Я борюсь с болью в течение минуты... двух, прежде чем начинаю её игнорировать. Я сломала своё тело, и это никак нельзя исправить. Я и не собираюсь. Мне нужно найти Айзека. И затем я начинаю думать: «
Меня шатает. Мне нужен свет. Мне нужно…
— Сядь.
Я замираю, поражённая голосом. Поворачиваю голову настолько, насколько это возможно.
— Айзек, — вскрикиваю я. И начинаю терять равновесие, но он срывается с места и ловит меня. Думаю,
— Ты в порядке?
Он качает головой.
— Живой. Этого для тебя не достаточно?
— Ты не должен был, — шепчу я. — Думала, ты умираешь.
Айзек не смотрит на меня. Вместо этого он идёт к куче чего-то, что я не могу рассмотреть в темноте.
— Смотри, кто заговорил, — мягко произносит мужчина.
— Айзек, — снова начинаю я. — Стол...
Внезапно я чувствую жар... слабость. Адреналин, который вынес меня из колодца вверх по ступенькам, вверх по лестнице, угас.
Он подходит ко мне, его руки чем-то загружены.
— Я знаю, — говорит он, сухо. — Я видел.
Он смотрит на мою ногу, пока раскладывает вещи рядом со мной. Доктор выстраивает их, дважды всё проверяя. Но каждые несколько секунд Айзек снова смотрит на мою ногу, как будто не знает, что можно сделать.
— Как это случилось?
— Я спрыгнула со стола, — отвечаю ему. — Я не думала. Астма…
Уголки его рта дёргаются.
— У тебя был приступ астмы? Когда это случилось?
Я киваю. В тусклом свете огня вижу только его лицо, и оно побледнело.
— Большая берцовая кость сломана. Нога, должно быть, согнулась под прямым углом, когда ты упала, что вызвало перелом.
— Когда я прыгнула, — поправляю его я.
— Когда ты свалилась.
Он работает руками, открывая пакеты. Слышу небольшие надрывы, лязг металла. Я откидываю голову назад и закрываю глаза. Слышу небольшие всплески воздуха и думаю, что это Айзек, но потом понимаю, что это моё дыхание.
Он смотрит прямо на меня.
— Должно быть, ты подняла температуру моего тела. Ты всё сделала правильно.
— Что?
У меня головокружение. Меня снова тошнит.
— Ты спасла мне жизнь, — произносит он. Когда я открываю глаза, Айзек смотрит на меня.
— Мне нужно переместить тебя.
— Нет! — я хватаю его за руку. — Нет, пожалуйста. Просто позволь мне остаться здесь.
Я тяжело дышу. От мысли о движении меня тошнит.
— Меня некуда переносить, Айзек. Просто сделай всё здесь.
— Мало света, — говорю я. Боль усиливается. Я надеюсь, что он оставит эту затею, и даст мне умереть. Айзек поворачивается и достаёт из-за спины фонарик, тот, что был внизу. Когда я была маленькой девочкой, мама упрекала меня за чтение под таким светом, теперь Айзек планирует с ним работать.
— Что ты собираешься делать?
Я быстро осматриваю то, что он принёс с собой. Там шесть рулонов, которые похожи на бинты, алкоголь, ведро с водой, игла и нить, бутылка текилы. Есть и другие вещи, но он положил их на противень и накрыл чем-то, похожим на бинты.
— Вылечить твою ногу.
— Где морфий? — шучу я. Айзек подкладывает под верхнюю часть моего тела подушки, которые стягивает с кровати, и я оказываюсь в полусидячем положении. Затем он откручивает крышку текилы и подносит её к моему рту.
— Напейся, — говорит доктор, не глядя на меня. Я слушаюсь его.
— Где ты всё это нашёл?
Я делаю пару глубоких вдохов, давая тому, что уже проглотила, спуститься в желудок, затем подношу бутылку обратно ко рту. Хочу услышать, как он обнаружил мою находку. Айзек говорит, в то время как кактусовый вкус текилы прожигает маленькими глотками свой путь к моему желудку.
— Где ты думаешь?
Я кусаю губы. Мой разум онемел от алкоголя. Я стираю рукой то, что скатывается вниз по подбородку.
— Мы голодали всё это время...