Испорченная кровь

Я вскрикиваю, когда разбираю лестницу... Она заледенела от холода и времени и это вредит моей нижней части тела, посылая повсюду стреляющую боль. Лезу наверх, повернувшись спиной к стене, держу ногу перед собой и использую руки и здоровую ногу, чтобы поднять себя на каждую ступеньку. Мои руки горят, ведь я тащу за собой и мешок. Когда достигаю вершины лестницы, где должна перенести ногу через колодец. Не существует способа добраться до пола изящно и без боли. «Твоя нога уже пострадала». Что ещё может случиться? Смотрю на перелом: повреждён нерв, повреждены ткани, я могу истечь кровью до смерти, умереть от инфекции. «Много чего, Сенна». А потом, закрыв глаза, перекидываю свою здоровую ногу на пол, мешок болтается у меня на груди. Я встаю на секунду, дрожу и хочу умереть. «Ещё несколько ступенек, ещё лестница, и я буду там. Во-первых, консервный нож. Не так страшно», — говорю себе. — «Кость торчит из твоей ноги. Это не может убить тебя». Но это возможно. Кто знает, какую инфекцию я могу подхватить после этого? Моя зажигательная речь не приносит утешение. Если Айзек умрёт, его смерть меня убьёт. Моя нога мешает добраться до Айзека. «Не обращай внимания на ногу. Спасай Айзека».

Легче сидеть на лестнице и поднимать себя назад, выпятив больную ногу прямо, в то время как я использую руки и другую ногу, чтобы поднять себя. Выбрасываю мешок вперёд. Чувствую каждый удар, каждое движение. Боль настолько сильна, что я уже не кричу. Я максимально сконцентрирована, чтобы не упасть в обморок. Потею. Чувствую, как реки пота стекают по лицу и задней части шеи. Я использую перила, чтобы поднять себя на верхнюю ступеньку, а затем прыгаю к лестнице. Это будет самая трудная часть. В отличие от лестницы в колодце, эта расположена прямо перпендикулярно. Нет ничего, чтобы опереться, перекладины узкие и скользкие. Я рыдаю, прижавшись лицом к стене. Затем беру себя в руки и взбираюсь на свой Эверест.

Я раскладываю дрова. Зажигаю их. Сначала только одно полено, потом добавляю второе. Кладу голову Айзека себе на колени и глажу грудь. Я провела так много исследований, как писатель; знаю, что когда кто-то переохлаждается, необходимо сосредоточиться на создании тепла в груди, голове и шее. Растирание конечностей будет толкать холодную кровь обратно к сердцу, лёгким и мозгу, что сделает только хуже. Я знаю, что должна дать ему тепло своего тела, но не могу снять с себя штаны, и даже если бы могла, то не знала бы, как и где расположить своё тело с торчащей костью. Ощущаю столько вины. Так много. Айзек был прав. Я знала, что Смотритель Зоопарка играл со мной в игру. Знала это, когда увидела зажигалки и карусельную комнату. Но отключилась и отказалась помогать ему всё понять. Я отключилась. Зачем? Боже. Если бы я сложила вместе два и два, мы смогли бы обнаружить колодец несколько недель назад. Если Айзек умрёт, это будет моя вина. Он здесь, и это моя вина. Даже не знаю почему. Но хочу узнать. Это игра, и если я хочу выйти, то должна найти истину.

КАРУСЕЛЬ

В Мекилтео есть карусель. Она расположена в рощице вечнозелёных деревьев у подножья холма, который называется «Хребет Дьявола». Животные, насаженные на этой карусели, сердитые, их глаза выпучены, головы закинуты назад, будто что-то их напугало. Этого и следовало ожидать от карусели, находящейся на Хребте Дьявола. Айзек отвёз меня туда на моё тридцатилетие в последний день зимы.

Я помню, как удивилась тому, что он знал о моём дне рождения, и что знал, куда отвезти. Не на претенциозный обед, а на поляну в лесу, где до сих пор обитало немного тёмной магии.

— Как у твоего врача, у меня есть доступ к медицинским записям, — напомнил мне Айзек, когда я спросила, откуда он узнал. Он не сказал, куда мы едем. Просто усадил меня в машину и включил рэп. Шесть месяцев назад моя музыка была бессловесная, теперь я слушаю рэп. Айзек был заразительным.

Хребет Дьявола изогнут, как змея — это крутой скалистый путь, который наполовину предназначен для ходьбы, наполовину для скольжения вниз. Айзек держал меня за руку, пока мы шли, обходя валуны, которые торчали из земли как звенья позвоночника. Когда мы вошли в круг деревьев, луна уже повисла над каруселью. У меня перехватило дыхание. Я сразу же почувствовала, что что-то не так. Цвета были не те, животные были не те, чувство было не то.

Айзек передал пять долларов старику, сидящему за пультом управления. Тот ел из банки сардины, вынимая их пальцами. Он сунул купюру в передний карман рубашки и встал, чтобы открыть ворота.

— Выбирай с умом, — прошептал Айзек, когда мы переступили порог. Я пошла налево, а он направо.