Испорченная тобой

– Αх, этот, - улыбается бабушка, а я даже не дышу. Но это не может быть Питер. – Это Чарльз Гаррисон. Они дружили с твоей матерью с детства, и все пророчили им свадьбу, когда они подрастут. Но Чарльз   был старше на несколько лет, и капризы твоей матери его, скажем так, не впечатляли. Она, знаешь ли, и в детстве была не подарок, - горько хохотнув, бабушка рассказывает и всё больше погружается в прошлое, а я ощущаю, как голова закипает от всевозможных мыслей, – и он выбрал подругу твоей матери Памелу, которая тоже была постарше, - бабушка указывает на девушку с белыми волосами. Присматриваюсь, и вправду она. Молодая, но, безусловно, она. - Памела очень быстро забеременела, и они поженились. На этом снимке  она и Чарльз уже были родителями. Представляешь? Такие молодые… Эх, как давно это было. Их сыну тогда было вроде около двух лет. Как же они его назвали…? – в задумчивости прикладывает указательный палец к губам.

– Питер, – выдыхаю ненавистное имя.

– Да, точно, Питер, - восхищённо произносит она, - видишь, вроде память меня еще не подводит, - потом осекается, переводя заинтригованный взгляд на меня. – А ты откуда знаешь?

– Эта семья живёт по соседству со мной в Палм-Бей. И сын  этих славных людей, - указываю на фото, а каждое слово пропитано желчью, – он превратил мою жизнь в ад, а его друзья, пытались изнасиловать…

Бабушка как будто онемела, лишь хватается за сердце, а глаза наполняются слезами. Альбом падает с её колен, а фотографии, все эти цветные и черно-белые воспоминания, рассыпаются по пушистому ковру. Как в замедленной съёмке, разворачивается ко мне всем телом и смотрит  с такой печалью и страданием.

– Мне только исполнилось восемнадцать,  – начинаю как заведённая тараторить, - он нравился мне, нет, я влюбилась в него,– замолкаю, нервно закусывая губу, чуть сдерживая слезы. Хочу ей всё рассказать, мне уже давно не больно. Но не могу видеть, как больно ей. - Ох, бабушка, я такая дура, – влажная дорожка стекает по моему лицу, судорожно смахиваю и во все глаза смотрю на эту статную, но сейчас такую подавленную старушку. Да-да, старушку. Οна как будто вмиг постарела.

– Расскажи мне, внучка, - тихо, так тихо шепчет, словно боится спугнуть. Сжимает мою руку, и это простое движение добавляет уверенности и успокоения.

– Он был у меня первым, и я хотела этого. Ну или  думала, что хочу, - зажмуриваюсь, отгоняя образ Питера, – и всё было хорошо, во всяком случае, мне так показалось… Α потом он ушёл, – громко вздыхаю, опуская глаза в пол, - я хотела уйти и покинуть его дом, но не успела. Пришли друзья Питера, и… Всё произошло так быстро. Вдвоём они… они, - нет,  дальше не могу. Это не то же самое, что рассказывать Глории. Поднимаю глаза на бабушку, её лицо  мокрое - от слёз. Казалось, она оплакивает все те годы, что не была со мной  рядом и ничего не знала обо мне. Это написано на её лице, она сожалеет. Обнимаю её, льну всем телом  в желании утешить. Слов подобрать не могу, а может, ничего и не надо говорить.

– Что было дальше? - достаточно твердо спрашивает меня, немного отстраняясь и вытирая глаза платком, чудесным образом появившимся из кармана халата.

– Меня спас Гари, – с улыбкой отвечаю ей.

– Гари?

– Второй сын Памелы. Хороший Гаррисон. На самом деле его зовут Коэн, но я зову его Гари.

– Почему? - улыбается сквозь слёзы.

– Не знаю, - пожимаю плечами, - Чтобы позлить.

– Я рада, что в этой семье  есть хоть кто-то хороший, – произносит с грустью. - Чарльз, тогда давно, когда был подростком, казался мне порядочным. Он часто бывал в нашем доме, приходил в гости к Кэрри и вёл себя очень воспитанно. Они были очень близки с твоей мамой, и Чарльз практически вырос на моих глазах.

– Подожди, – останавливаю её  взмахом руки и вскакиваю с дивана. Мысль, простреливающая насквозь, словно пуля, врезается мне в висок. - Скажи мне, бабушка! – не своим голосом требую, а поджилки трясутся. - Кто был моим отцом?

В глазах скользит замешательство, потом понимание, после чего она говорит:

– Это не Чарльз.

Громко выдыхаю, опускаюсь обратно на диван.

– А кто?

– Дедушка знал, - говорит тихо, а я чувствую едва уловимые крупицы стыда, - а я нет. Не хотела знать. Была зла на Кэрри и её неразборчивость. А теперь дедушки нет, и правду знает лишь твоя мама.

– Она говорила мне, что не знает, - подобный разговор случался между нами всего один раз. Но и этого мне хватило, чтоб понять, что она ничего не расскажет.

– Нет, она знает, – настаивает бабушка, а я не спорю.

Собираю с пола разбросанные фотографии и невпопад вкладываю их в альбом. В руки снова попадает то фото, с точной копией Питера. На этот раз  рассматриваю остальных присутствующих на ней. Вглядываюсь в лица еще двоих парней, что там запечатлены. Может ли быть среди них мой отец? А если да, то что это меняет? Может, он и не знал, о её беременности. Или знал, и ему было всё равно. Всё это  уже давно не важно.