Испорченные дети

Я вернулась в дом. Никаких перемен. Пульс бился.

Без четверти два я снова вышла в сад. Ключ бесшумно повернулся в замке. Калитка открылась, я проскользнула в заросли парка Монсо. Примерно метрах в тридцати находились высокие ворота, которые замыкали авеню Ван-Дейка и превращали его в тупик. Я знала, что ворота не скрипят. Их нередко закрывали при мне на ночь и открывали утром. Ключа от них у меня не было. Но я прекрасно помнила, что их можно открыть, если отодвинуть вертикальную задвижку справа и потянуть на себя разом обе створки. Сторожа неоднократно проделывали эту операцию на моих глазах. Снаружи сделать это не представлялось возможным: решетка мешала дотянуться до задвижки. Она находилась с внутренней стороны, там же, где и я.

Операция удалась. Но я не раздвинула створок, и ворота казались запертыми. Каждый из этих необычных жестов - впоследствии я буду, перебирать их в памяти с той недоверчивостью, которая окрасит со временем мои воспоминания - делался как бы сам по себе, его делали мои собственные руки, но без участия разума. Я бросилась обратно в дом. Пульс бился.

Я не присаживалась больше. Я стояла на страже у окна. Снова, без сомнения, в последний раз я, запертая в четырех стенах нашего особняка, стояла на страже, упершись лбом в оконное стекло.

Это время ожидания показалось мне наиболее долгим. Наконец в начале авеню появился фургон с застекленными стенками, он бесшумно, мягко, задним ходом, как я договорилась заранее, стал приближаться к нашему дому. Он остановился в указанном месте, и тут же мотор выключили, свет потушили.

Я надела манто и шляпку. Взяла в руки сумочку.

Стараясь говорить как можно тише, я объяснила двум водителям, куда идти с носилками, какие меры предосторожности следует принять. Оба не без удивления взглянули на меня.

А я шептала:

- Разве вам ничего не сказали? Разве ваш хозяин не предупредил вас, что вы должны следовать всем моим указаниям? Он согласился. Он знает, что я увожу своего мужа отсюда, потому что здесь за ним плохо ухаживают. Хозяину известно, кто я такая: я жена, единственная близкая родственница больного! К тому же я подписала бумагу, так что ваша фирма ни за что не отвечает.

Хотя я старалась сдерживаться, голос мой звучал раздраженно. Как странно, что так оробели эти шоферы-санитары! Однако же с их участием совершаются всякие незаконные перевозки, даже похищения! Неужели мой проект встретит неожиданную помеху с их стороны?

- А это общественный сад? - осведомился один из шоферов, показывая на парк Монсо.

Я вздохнула с облегчением. Оказывается, вот в чем дело! А я вообразила бог знает что, чуть было не наговорила лишнего, желая убедить шоферов. Кажется, я достаточно успокоила их. Открывая ворота парка, я тем самым беру на себя всю ответственность... Глупо это им объяснять. Без сомнения, я считала их большими формалистами, чем они были на самом деле. Шоферы обменялись вопросительным взглядом. Свет задних фар освещал снизу наши лица. Перед вечером на всякий случай я заглянула в банк. Я открыла сумочку.

- Да, чуть не забыла... Очень прошу постараться сделать во время пути все, что в ваших силах. Я хочу, чтобы мы ехали без остановок. Мне говорили, что вы сменяетесь за рулем. Все равно, для вас это будет утомительно... Вот вам половина чаевых.

Я протянула каждому по крупной ассигнации. Они взяли деньги.

Когда носилки поместили в машину, они превратились в настоящую постель. Ксавье покойно лежал на ней, высокие края предохраняли его от падения. Я села рядом с ним. Нас заперли. Из предосторожности я запретила зажигать внутри машины верхнюю лампочку и даже ночник. Я взяла безжизненную руку, лежавшую рядом со мной поверх одеяла. Пульс бился.

Шоферы, сидевшие на переднем сиденье, ждали. Я махнула им рукой. Очевидно, они заметили мой жест, ибо я услышала, как, застучал, приглушенно зафыркал мотор. Машина плавно без рывка двинулась с места.

Несколько оборотов колес. Мы выбрались на авеню Ван-Дейка. Я отвела глаза от лица Ксавье и старалась теперь сквозь стекло машины разглядеть особняк Буссарделей.

Он был уже невидим. Исчез в темноте. Ни в одном окне не вспыхнул свет.

Вдруг четыре блестящие огненные точки возникли передо мной. Машина проходила под монументальными воротами, которые возвышаются на границе авеню Ван-Дейка и отгораживают этот мирок от всего остального мира. Четыре стеклянные шара на высоких металлических столбах мелькнули передо мной. Машина осторожно огибала угол улицы Курсель. Я оглянулась, мой взгляд притягивали эти четыре светящихся лика. Они приветствовали меня, когда я вернулась из Америки, теперь я покидала их. Они сияли мне в дни моей юности; они освещали ныне бегство и похищение.

Мы завернули за угол. Светящиеся шары переместились во мраке. Машина незаметно набирала скорость. Яркие точки стали совсем маленькими. Угол здания скрыл их от меня одну за другой: три, потом две, потом одна, потом ни одной.

2