Испорти меня (ЛП)

Мне нужно быть более конкретной, а это значит, открыться ему, несмотря на осуждение и насмешки. Я никак не смогу объяснить свою просьбу, не засмеявшись с самой себя.

Но надо быть честной с собой. Этот год будет таким же, как год или два назад. Через одиннадцать месяцев я буду стоять на этом же месте и задувать свечи с убогого торта, любезно предоставленного миссис Аллен. Илай уедет в медовый месяц с Кевином, а Кэти уйдет, на ее месте будет новый скучающий стажер, отчаянно желающий быстрее вернуться домой.

Итак, я глубоко вздыхаю и говорю правду, всю правду, и да поможет мне Господь.

— Я хочу, чтобы ты, ну знаешь... помог мне стать... другой.

— Другой?

О, да. Что значит другой? Всю свою жизнь я была в роли хорошей девочки. Следовала правилам. Придерживалась комендантского часа.

— Я хочу, чтоб ты испортил меня.

Я зажмуриваю глаза.

Вот. Я сказала это.

— Извини, но я ничего не слышу. Ты закрываешь свой рот рукой.

О, верно. Ууупс.

Он наклоняется вперед и насильно опускает мою руку. Мы прикасаемся друг к другу, и у меня начинает ГОРЕТЬ кожа, и, вероятно, Бен это понимает, потому что отпускает ее. Хотя, он опоздал. Я могу ощущать на коже его тепло, и я сжимаю кулак, чтобы попытаться удержать это ощущение на себе как можно дольше.

— Мэдисон, — произносит он.

Мое имя — как заклинание на его губах, и мне надоело быть хорошей девочкой, надоело всегда оставаться на своем месте в поиске легких путей. В одну секунду я стою перед Беном Розенбергом, слишком напуганная, чтобы быть честной, боясь, что он подумает обо мне. В следующую — становлюсь беззаботной и кричу:

— Испорти меня!

Я вздохнула, словно сняла с груди валун весом в миллион фунтов, и, вау, я все еще на работе и определено наделала шума. Господи, что я сделала? Испорти меня?! Что это вообще значит?

Мамочка с маленьким ребенком ходит между рядами и с ужасом смотрит на меня.

— ...это название книги, о которой я тебе говорила, — бормочу я. — Бестселлер по версии Нью-Йорк Таймс, отличная сюжетная линия. — Я широко ей улыбаюсь, чтобы сбить ее с толку, но она продолжает наклоняться к руке дочери и тащить ее прочь.

Бен, наоборот, смотрит на меня так, словно раньше никогда не видел, будто интересуясь, что творится у меня в голове. Надеюсь, он узнает, потому что я тоже хотела бы знать.

Затем уголок его рта поднимается, и это... это последняя картинка, которую я хочу видеть перед тем, как умереть от смущения: Бен Розенберг ухмыляется мне — Бен Розенберг, с его идеальным соотношением подбородка-скул-бровей, с его богатым высокомерием и самоуверенной осанкой. Мое лоно все еще изнывает.

— Что ты имеешь в виду под «испорти меня»?

Он едва сдерживает улыбку. Я знаю это.

Я закрываю глаза и возвращаюсь к своим обязанностям складывать книги.

— Когда это говоришь ты, это звучит глупо. Это часть моего решения на день рождения. Я хочу сделать этот год другим, более захватывающим. Есть вещи, которых я хочу добиться, но слишком боюсь, чтобы сделать это самостоятельно. Здесь в игру вступаешь ты.

— Почему я?

— Потому что, Бен... — сейчас я ухмыляюсь, подхожу ближе и поднимаю подбородок выше, чтобы пристально посмотреть в его янтарные глаза. — Ты — это неприятности, помнишь? Идеальный партнер для преступления. Ты будешь как Вирджил, направляющий меня через ад.

Он ставит локоть на полку рядом с ним, обращаясь ко мне с одинаковым уровнем любопытства и веселья.

— Так, о чем мы говорим? Съесть виноград в продуктовом магазине, прежде чем заплатить за него? Неосторожно переходить улицу?

Я наклоняю голову вперед-назад, дразня его.

— О, да, ха-ха. — Затем внезапно становлюсь серьезна, как инфаркт. — Нет, правда. Я хочу сделать первую татуировку. Хочу пойти на вечеринку, где люди принимают плохие решения.

Его глаза сужаются, я сглатываю и отвожу взгляд.

Есть еще кое-что, кое-что решающее, что я упускаю. Я говорила про это только Илаю, и он никогда не судил меня. Нет, я не проклинаю себя. Тут нечего стыдиться. Не то чтобы я какая-то старая дева, ведь мне всего двадцать пять...

— Итак, тыдолжензнатьуменяникогданебылосекса.

Я говорю эти слова так быстро, словно они одно целое, просто куча слогов, которые ничего не значат, но оставляют возможность парню понять буквы С-Е-К-С, сказанные последовательно, и объясняют то, что я имела в виду.

Бен кашляет, но это похоже больше на приступ удушья.

— Это часть уговора? Ты тоже хочешь это изменить? — спрашивает он, надеясь на объяснение.

Я киваю, и Бен выглядит так, словно я потребовала раздеть меня прямо сейчас и взять меня напротив одной из книжных полок, и он совершено испуган, отчего я решаю пояснить ситуацию:

— Я не прошу тебя изменить это. О, черт возьми. НЕТ. Это... — Я качаю головой, позволяя предложению умереть на моих губах. — Но, я надеялась, у тебя есть горячий друг или еще кто-то. Я не знаю, мы вернемся к этому позже. Я просто подумала, что ты должен знать все, прежде чем примешь решение.