— И что именно сказать? Я не хотел подвергать ее жизнь опасности прошлой ночью? Не хотел тайком уводить ее из твоего дома? Это все было случайностью? Я просто стоял под окном, в твоих азалиях, когда она выпала? — Его глаза сужаются, как будто он действительно думает, что такое возможно. — Энди, нет. Бл*дь. Ты прав — я должен двигаться дальше. Почему я зациклился на одной девушке? Есть миллион других.
— Даже больше. — Энди кивает.
— Она не подходит мне по многим параметрам.
— Правда?
— Да. Я имею в виду, она чертовски наивна. Мэдисон позволила мне заманить ее в океан прошлой ночью. Она разделась, когда я ее едва дразнил!
Он хмыкает.
— Звучит ужасно. Продолжай.
— Ей двадцать пять, и она все еще живет в доме отца. Я даже не думаю, что у нее есть водительские права.
— Ужас, — передразнивает он. Я слишком занят, придумывая галочки против Мэдисон, чтобы заметить это.
— И ее семья! Господи, ее брат, наверное, хочет убить меня прямо сейчас.
— Я думаю, ты уже упоминал о семье...
— Хуже всего, — продолжаю я, садясь на край его дивана и опуская голову на руки. — Думаю, я уже наполовину влюблен в нее. Нет, больше — на три четверти влюблен в нее.
Энди задевает мое плечо и дважды похлопывает по нему, прежде чем подняться на ноги.
— Что ж, похоже, ты точно знаешь, что делать.
Я поднимаю на него взгляд.
— Что? Что ты имеешь в виду?
— О, ты знаешь, просто следуй своему сердцу. Прислушайся к своей интуиции. Позволь ветрам судьбы направить тебя к твоей судьбе.
— Что за херню ты несешь?
— Я не знаю. Просто пытаюсь закругляться. Я голоден, а ты, похоже, и близко не подошел к концу этого экзистенциального кризиса. Хочешь пончик? Я думаю, мне пора бежать.
Энди абсолютно не помогает.
Провожу остаток своих выходных, застряв в водовороте вины, гнева и нерешительности. Я проигрываю ее голосовую почту и думаю о том, чтобы перезвонить ей, но не могу. В субботу вечером она пишет мне смс с двумя словами: МНЕ ЖАЛЬ. Мне так плохо, что я не отвечаю. Почему она сожалеет? Почему извиняется?
Я не знаю, что сказать, а Энди не хочет придумывать ответ для меня, поэтому я просто не отвечаю.
В воскресенье она снова пишет мне сообщение.
Мэдисон: Мне правда жаль. Знаешь... прости.
Я хочу крикнуть ей, чтобы она прекратила. Извинения только заставляют меня чувствовать себя еще более виноватым. Ее сердце такое большое, что могло бы заполнить футбольный стадион, — это не то, чего я заслуживаю. Неужели я играю с ее чувствами? Манипулирую ею ради собственного развлечения? Нет. Так думает ее отец, но я не такой. Я должен постоянно повторять себе это, особенно после того, как ее брат навещает меня на работе в понедельник.
Я как раз отвечаю на электронные письма, когда вбегает один из моих младших помощников, глаза расширены, губы дрожат.
— Там снаружи офицер полиции просит поговорить с вами. Он сказал, что его зовут Колтон Харт. Вы арестованы или что? Мне придется искать новую работу?
Я отмахиваюсь от его опасений и встаю, ничуть не удивленный тем, что Колтон пришел поговорить со мной.
Конечно, на нем полицейская форма, вся черная. Он нарочно возится с пистолетом в кобуре, или мне все привиделось?
Как только открываю дверь, он расправляет плечи, выпячивает подбородок и смотрит на меня так, будто хочет насадить меня на палку.
Я не знаю, как мне к нему подойти. С оружием наперевес? Уважительно и кротко? Этот вопрос почти заставил меня усмехнуться. Да, точно. Я решаю засунуть руки в карманы, сузить глаза и ждать, пока он заговорит первым. Это силовой ход в своем роде.
— Ну и наглость у тебя, — говорит он, сплевывая на землю.
Как будто мы находимся в старом вестерне, и он собирается вызвать меня на дуэль.
— Что я могу для тебя сделать, Колтон? У меня полно дел.
Его верхняя губа кривится, и он делает шаг ко мне, указывая пальцем. Затем качает головой и поворачивается в сторону, охлаждая свои струи.
— Я здесь не для того, чтобы драться с тобой.
Это неожиданно.
— Я здесь, потому что хочу поговорить с тобой о Мэдисон.
Мой желудок сжался при упоминании ее имени.
Прошло два дня с тех пор, как я ее видел, два дня с тех пор, как слышал ее голос, или видел в одном из ее красочных платьев. Интересно, насколько она сердится на меня за то, что я замолчал. Интересно, поймет ли она, когда я объясню ей свои причины.
Колтон не отрывает взгляда от парковки, продолжая говорить, его тон теперь спокойный, почти вежливый:
— Ты и твои друзья думаете, что этот город принадлежит вам. Вы — боги, а мы — просто ваши игрушки, здесь для вашего развлечения.
— Это чушь, и ты это знаешь.
— Да? Я помню, что ты был таким засранцем еще в школе. Ты хочешь сказать, что действительно изменился с тех пор? Что ты не тот богатый панк, который использовал людей по своему усмотрению?
Я вскидываю руки вверх, возмущенный.
— Господи, это было больше десяти лет назад. Ты думаешь, я все еще бегаю вокруг и занимаюсь тем же старым дерьмом?