Исповедь

Она покачала головой, слезы все еще катились по ее щекам.

– Но если бы ты никогда не встретил меня, то никогда бы и не задумался об уходе.

– Если бы я никогда не встретил тебя, то никогда бы не узнал, что такое настоящая жизнь.

– О боже, Тайлер. – Поппи закрыла лицо руками. – Зная, что ты, вероятно, думал обо мне все эти месяцы. Мне ненавистно это. Я ненавидела себя. В тот момент, когда губы Стерлинга коснулись моих, я захотела умереть, потому что видела, как ты идешь через парк, знала, что ты там, и понимала, что причинила тебе боль, но я должна была это сделать. Я хотела, чтобы ты забыл обо мне и продолжал жить так, как хотел того Бог.

– Было больно, – признался я. – Очень больно.

– Я так сильно ненавидела Стерлинга, – пробормотала Поппи в свои руки. – Я ненавидела его так же сильно, как любила тебя. Я никогда не хотела его, Тайлер, я хотела только тебя, но как я могла остаться с тобой, чтобы при этом ты не потерял все? Я сказала себе, что лучше тебя оттолкнуть, чем смотреть, как ты чахнешь.

Я отнял ее пальцы от лица.

– Я выгляжу зачахшим? Потому что я на самом деле покинул духовенство, Поппи, и не из-за тебя, не из-за фотографий, которые опубликовал Стерлинг, а потому что постиг то, чего хотел от меня Господь. Он хотел, чтобы я жил другой жизнью и в другом месте.

– Ты ушел? – прошептала она. – Я думала, они заставили тебя уволиться, когда появились те снимки.

– Это было мое решение. Я думал… Наверное, я думал, что ты об этом знаешь.

– Но слухи… все говорили… – Поппи сделала глубокий вдох, не сводя с меня глаз. – Я просто решила, что эти фото разрушили твою жизнь. И понимание того, что отчасти это моя вина, что не будь меня в твоей жизни, Стерлинг никогда бы не нацелился на тебя, разрывало мне сердце, и я не смогла это вынести. Во мне не осталось ничего живого. Я очень сильно скучала по тебе.

– Я скучал по тебе. – В это время вытащил четки и вложил их в ее ладонь. – Я принес их, чтобы вернуть тебе, – и сжал ее пальцы вокруг священных бусин. – Я хочу, чтобы ты оставила их себе. Потому что я прощаю тебя.

«Это не вся правда, Тайлер».

Я сделал глубокий вдох.

– И еще кое-что. Мне было так больно, я чувствовал полное опустошение из-за того, что ты сделала. И сейчас я злюсь на тебя за это, сколько боли принесла нам обоим. Ты должна была поговорить со мной, Поппи, должна была рассказать мне о том, что чувствовала.

– Я пыталась, – сказала она. – Столько раз пыталась, но ты будто не слышал меня, будто не понимал. Мне нужно было заставить тебя забыть обо мне, чтобы я не разрушила твою жизнь.

Я вздохнул. Поппи была права. Она пыталась сказать мне. А я был так увлечен нашей любовью, так одержим своей борьбой и собственным выбором, что действительно не слушал ее.

– Мне жаль, – сказал я, вкладывая в эти два слова больше смысла, чем кто-либо другой когда-то прежде. – Мне очень жаль. Я должен был прислушаться. Должен был сказать тебе, что не имело значения, что случилось бы с моей работой, с нами, потому что в итоге я верю, что Бог присматривает за тобой и за мной. Верю, что у Бога есть план для нас. И везде, куда бы я ни отправился, куда бы мы ни отправились, и независимо от того, что плохое могло бы случиться, Его любовь всегда останется с нами.

Она кивнула, слезы текли по ее щекам. И тогда что-то произошло, озарение или пробуждение, потому что я кое-что понял.

Я по-прежнему ее хотел.

По-прежнему ее любил.

По-прежнему должен был быть с ней до конца своей жизни.

И пусть в этом не было никакого смысла, пусть всего несколько минут назад я узнал, что она не вместе со Стерлингом и они никогда не были вместе, я все равно сделал это. Я опустился перед ней на одно колено.

– В тот день я шел к тебе, чтобы сделать предложение. И если ты согласишься, я все еще хочу жениться на тебе, Поппи. У меня нет кольца. Нет денег. В настоящий момент у меня даже нет постоянной работы. Но я знаю, что ты единственный и самый удивительный человек, которого Бог когда-либо ставил на моем пути, и мысль о жизни без тебя разбивает мне сердце.

– Тайлер… – ахнула Поппи.

– Выходи за меня, ягненок. Скажи «да».

Она опустила взгляд на четки, затем снова посмотрела на меня. И ее ясное, полное слез «да» достигло моих ушей примерно в то же время, когда губы коснулись моих в жадном, ликующем и отчаянном поцелуе. И меня совершенно не волновало, где мы находились и кто мог нас увидеть, я расстегнул молнию на джинсах, приспустил ее штаны до колен и прижался членом к ее влажному жару. Мне пришлось приложить немало усилий в узком пространстве между скамьями, чтобы раздвинуть коленом ее ноги и толкнуться внутрь.

Это было быстро, грубо и громко, но при этом идеально: только я, Поппи и Бог в своей обители, наблюдающий за нами обоими. Я хотел эту женщину до конца вечности и хотел, чтобы эта вечность началась как можно скорее.

Эпилог

Поппи: