Исповедь

Поппи стояла внизу лестницы, пряча листок бумаги в сумочку. Даже в тусклом свете подвала она выглядела необыкновенной и слишком прекрасной, чтобы смотреть на нее дольше нескольких секунд без боли.

– Я думал, ты уже ушла, – сказал я, переводя взгляд на более безопасную швабру и ведро с водой у своих ног.

– Я поднялась наверх с одной семьей… Слышала, как их мать упоминала некоторые проблемы с просроченной уплатой налогов, а поскольку я дипломированный бухгалтер, то предложила помощь.

– Очень великодушно с твоей стороны, – произнес я, снова испытывая то безумное, удушающее чувство, которое овладело мной вчера. Словно, когда она рядом, я теряю почву под ногами и начинаю задумываться о чем-то гораздо худшем, чем чистая похоть.

– Почему ты удивляешься, что я сделала что-то хорошее? – спросила она, делая шаг ко мне. Ее слова звучали игриво и шутливо, но подтекст был очевиден: «Не считаешь меня хорошим человеком?».

Мне сразу же захотелось оправдаться. Я постоянно вижу в людях только хорошее. Но, наверное, просто немного удивился глубине ее стремления помочь. Когда она рассказывала о Гаити, я был удивлен не меньше.

– Это потому, что ты считаешь меня падшей женщиной?

Я бросил швабру в ведро и посмотрел на Поппи. Она подошла еще ближе, настолько близко, что я мог увидеть небольшое пятно от муки на ее плече.

– Я не думаю, что ты падшая женщина, – ответил я.

– А сейчас ты скажешь, что все мы погрязли в грехах своих в этом грешном мире.

– Нет, – осторожно произнес я. – Просто собирался сказать, что настолько умные и привлекательные люди, как ты, обычно не развивают в себе такие качества, как доброта, если сами того не захотят. И да, меня это немного удивляет.

– Ты умный и привлекательный, – отметила она.

Я ухмыльнулся ей в ответ.

– Ой, да хватит, святой отец. Я говорю серьезно. Ты уверен, что не считаешь меня такой только потому, что я умная, привлекательная и обеспеченная женщина?

Что? Нет! Мне не хватило в колледже всего одного курса лекций, чтобы получить вторую специальность, в области феминологии!

– Я…

Поппи сделала еще шаг вперед. Теперь нас разделяло только ведро со шваброй, но оно не могло помешать мне заметить элегантный изгиб ключицы под ее сарафаном или тонкий намек на ложбинку у основания лифа.

– Я хочу быть хорошим человеком, но еще больше хочу быть хорошей женщиной. Неужели нет никакого способа быть одновременно в полной мере женщиной и абсолютно хорошей?

Дерьмо. Этот разговор перешел от налогов к самым темным уголкам католической теологии.

– Конечно, есть, Поппи, в той степени, в какой любой может быть абсолютно хорошим, – ответил я. – Забудь сейчас о Еве и райских яблоках. Посмотри на себя так, как вижу тебя я – откровенно любимой дочерью Бога.

– Наверно, я не чувствую себя такой любимой.

– Посмотри на меня. – Она повиновалась. – Ты любима, – твердо заявил я. – Умная, привлекательная женщина, какой ты являешься, – каждая часть тебя, хорошая и плохая, любима. И, пожалуйста, не обращай на меня внимания, если я облажаюсь и заставлю тебя чувствовать себя по-другому, договорились?

Она фыркнула, услышав ругательство, а потом печально улыбнулась.

– Прости, – тихо произнесла она. – Я не хотела загонять тебя в угол.

– Ничего страшного. На самом деле это я должен извиниться.

Она отступила назад, как будто физически не решалась сказать мне то, что собиралась. Наконец она произнесла:

– Стерлинг звонил мне вчера вечером. Думаю… Наверное, я позволила себе заморочиться его звонком.

– Стерлинг звонил тебе? – спросил я, испытывая раздражение, которое значительно выходило за рамки профессионального беспокойства.

– Я не ответила на звонок, но он оставил голосовое сообщение. Мне стоило его удалить, но я не… – Она замолчала. – Он снова повторил все те вещи, которые говорил ранее… О том, какой женщиной я являюсь, где мое место. Он сказал, что снова приедет за мной.

– Стерлинг приедет за тобой? Так и сказал?

Она кивнула, и красная пелена ярости застлала мне взор.

Очевидно, Поппи это заметила, потому что засмеялась и накрыла рукой мою руку, в которой я с такой силой сжал черенок от швабры, что даже костяшки побелели.

– Расслабьтесь, святой отец. Он приедет сюда, попытается завлечь меня очередными историями о путешествиях и марочном вине, а я откажу ему. Снова.

«Снова… Значит, как в прошлый раз? Когда ты позволила ему довести себя до оргазма, а затем заставила уйти?»

– Мне это не нравится, – признался я и сказал это не как священник или друг, а как мужчина, отведавший ее вкус всего в одном лестничном пролете отсюда. – Я не хочу, чтобы ты с ним встречалась.

Она по-прежнему улыбалась, но в зелено-карих глазах блеснули холодные льдинки. И я внезапно осознал, каким эффективным оружием она могла бы стать в зале заседаний или в качестве правой руки сенатора.

– Серьезно? Я думаю, что тебя совершенно не касается, встречусь я с ним или нет.

– Он опасен, Поппи.

– Да ты его даже не знаешь, – возразила она, убирая руку с моей.