Исповедь бывшей любовницы. От неправильной любви – к настоящей

У любви к тебе масса побочных эффектов: аллергические реакции, острая боль, остановка дыхания, слепота, глухота, дезориентация. Принимать ее — себе дороже. Одно лечим — другое калечим. И поэтому я пытаюсь держаться, перетерпеть, спастись народными средствами или мягкой гомеопатией. Сколько могу, сжимаю кулаки, царапаю стены, привязываю себя к батарее, только толку-то.

Нельзя, нельзя тебя любить. Опасно для жизни.

Зачем нам эта драма

Помните, в главах про невротическую привязанность и романтизацию мы с вами уже говорили о том, что для большинства из нас любовь, в ее идеальном виде, представляется именно вот такими бесконечными качелями-каруселями, накалом сверхсильных и очень противоречивых эмоций, а сила ее измеряется страданиями.

Драматические, тревожные связи — прекрасный повод для проникновенных произведений, берущего за душу творчества и цитат до мурашек. Правда, для жизни они мало пригодны. Есть у меня одна знакомая — Марина. Настоящая королева драмы.

Вся ее личная жизнь пронизана «катастрофами», «кошмарами», «ты не представляешь, что случилось». На каждое событие Марина отвечает массой бурных эмоций. Она эффектно и красиво жестикулирует, играет глазами, не хуже актера придает своему тону разные эмоциональные окраски. У нее не бывает нормально или спокойно. Вечно все горит, пылает, разносится в пыль смерчем из чувств.

Слушать Марину можно строго дозированно: ровно через 10–15 минут после начала монолога хочется спросить, знает ли она значение слова «катастрофа», и предложить ей заглянуть в морг, чтобы понять, что это, или просто ударить по голове чем-нибудь тяжелым, потому что дешевое театральное представление уверенно вызывает состояние аффекта.

Хоть моя героиня постоянно и с упоением жалуется на то, что существовать в этом накале страстей и эмоций совершенно невозможно, в ее жизни ничего не меняется долгие годы. Более того, я хорошо знаю, как звучат люди, которые реально больше не могут и у которых действительно все невыносимо катастрофично. Марина на них совершенно не похожа. Потому что в ее стенаниях, заломанных руках и возведенных к небу глазах уж слишком много живой энергии и какого-то мазохистического удовольствия. Все это говорит о том, что происходящее барышне нравится.

Выдерни Марину из этой старательно созданной клоаки, из всех невнятных мужиков, недостаточно интересных работ, сумасшедших родственников, выносящих мозг, — она останется в звенящей пустоте. И случится страшное. Придется поконтактировать с самой собой. А встречи этой Маринка боится как огня.

Понятно, что делать с нерешительными мужиками, вполне ясно, как вести себя с нелюбимой работой, даже сбрендившие близкие не вызывают такого недоумения, страха и растерянности, как она сама, морально нагая без драмы и зашкаливающих эмоций.

Чего там такого страшного, спросите вы? Неизвестность. Марина не знает ничего о себе. Играя всю жизнь на публику, упиваясь эмоциями и являясь объектом своих чувств, она совершенно разучилась ощущать, что там и как внутри-то, какое именно место болит, и болит ли вообще. А дальше — замкнутый круг. Тревога оттого, что нет почвы под ногами (а ее без осознанности быть не может), заставляет все глубже и глубже погружаться в водоворот драмы, перекрывать панику, страх и ощущение вечной потери равновесия все более сильными эмоциями.

Марине искренне кажется, что в другом варианте ее жизнь будет выглядеть серо, беспросветно и очень скучно. Она почему-то уверена, что люди, вокруг которых горят костры и гуляют смерчи, очень интересные, востребованные и всегда будут в центре внимания. Такую картину мира она себе выстроила по двум причинам. Во-первых, моя героиня не знает, за что на самом деле ее можно любить, поэтому единственный шанс на получение внимания для нее — вечная движуха и драма. Во-вторых, так оно безопаснее. За всем этим ментальным гримом окружающие уже не могут разглядеть ее саму. А следовательно, сделать больно.

Все свои отношения она строит по двум принципам: привязанность с избеганием (только, пожалуйста, не сближаться) и привязанность с тревожностью (я люблю его сильнее и вкладываюсь гораздо больше).

Сама она, на первый взгляд открытая и несущаяся навстречу людям, быстро делает два шага назад на каждый их (людей) вперед. Типа, нет-нет, вот так близко ко мне подходить не надо, это уже для меня небезопасно, я, пожалуй, отползу. Либо начинает страшно переживать о том, что кому-то значимому она не особенно нужна, важна и вообще он — скотина, который ничегошеньки для их любви не делает.