Исповедь демонолога

– Элвин, ну не-е-ет! – стонала Шериада. – Ну нет в нуклийском «вы» для единственного числа, когда ты наконец привыкнешь?

– Простите, госпожа.

– А-а-а! – Принцесса действительно замахнулась хрустальной розеткой с черносливом, и я вжался в спинку кресла. Поймав мой взгляд, Шериада опустила розетку и тоскливо вздохнула: – «Прости, госпожа». Повтори.

– Прости… госпожа. – Обращаться так непочтительно, хоть и на чужом (пусть и несуществующем) языке, мне было даже физически неприятно.

Шериада снова вздохнула:

– Элвин, а может, перейдем на новый уровень отношений? И вместо «госпожи» ты начнешь звать меня по имени? Смотри: Ше-ри-а-да. Это несложно, правда.

– Госпожа, я не… эм… мочь? – попытался я выразиться на нуклийском. Весь вчерашний вечер я пытался запоминать слова этого языка, а принцесса сдержала обещание: она говорила со мной теперь только на нем. Она и слуги. В итоге понимали мы друг друга с трудом. Но в отличие от слуг принцесса старалась проговаривать каждое слово, даже когда злилась.

Наверное, моя память все же не настолько хороша: я не мог запомнить столько слов, сколько Шериаде хотелось бы. Странно: интуитивно многие из них я понимал, хотя они не были похожи на наши ни по звучанию, ни по написанию. Но нуклийский как будто отзывался во мне, сам укладывался в голове и потом вспоминался, когда принцесса начинала говорить. Но пока это происходило медленно и с трудом.

Шериада ругалась:

– Прекращай мухлевать! Ты снова колдуешь!

Клянусь, я ничего не делал. По крайней мере, так мне тогда казалось.

– «Не могу», – поправила принцесса. – Элвин, как так получилось, что «госпожа» ты запомнил сразу, а форма глагола «мочь» тебе не дается?

– Я не зна…ем? Знаю. Простите, госпожа.

– «Прости!» Я одна, забери тебя бездна! Ну да, и «простите». Твое любимое слово. – Терпением Шериада не отличалась. Впрочем, до рукоприкладства пока тоже ни разу не дошло, а в школе, например, мне бы уже всыпали розог. Даже когда я, по выражению Шериады, начинал хрипеть на особенно трудных нуклийских звуках, она только возмущалась – впрочем, весьма обидно и грубо. Но дальше слов пока не пошла.

– Ладно. Прочти мне лирику Радена. Третья пол… А, ты уже достал. Там закладка, давай. И, ради всех богов, я не хочу снова слушать твое «э-э-э»!

Книга была сильно потрепанная, и даже чудесная белая бумага, на которой ее напечатали, пожелтела. И пахла она восхитительно – как старые книги. Обожаю этот запах… И все связанное с библиотекой. А Шериада, похоже, обожала лирику того Радена – все страницы были в пятнах от шоколада. И закладка. Даже смешно… Я читал, старательно проговаривая звуки и понятия не имея, о чем эти стихи. Какие-то моря и замки, рыцари и прекрасные дамы… Текст был полон носовых гласных, а с ними у меня дело шло особенно туго. Да что там: я не сразу понял, где у человека заднее нёбо и что такое увула!

Как принцесса это объясняла – отдельная история. Я в жизни, наверное, так не краснел.

Итак, я читал третью строфу – самую сложную, – и принцесса уже раза три возмутилась тому, как я могу коверкать такие прекрасные стихи, когда двери в библиотеку раскрылись, а потом мягко закрылись. Я подумал, что это Ори принес воду – Шериада недавно отправила его, подробно перечислив, какой вода должна быть вплоть до температуры и прозрачности. Элизабет была права: она страшная женщина. Страшно педантичная.

Тем временем принцесса почему-то затихла, хотя я сделал уже три ошибки – и это те, которые я сам заметил.

Опустив книгу, я осторожно взглянул на нее – Шериада смотрела в сторону. И вид имела – ну просто как кошка, лапой наступившая в лужу.

Я обернулся. У стеллажа вальяжно стоял мужчина – совершенно седой, хотя и стариком я его не назвал бы. Лет пятьдесят, не больше. Во всяком случае, морщин на его лице почти не было, а серые глаза внимательно смотрели на принцессу. Следующим, что я заметил, была его одежда, а точнее, куртка. Она была сшита из хорошей плотной кожи, но латали ее, наверное, раз сто, а то и больше. Особенно на плечах неумелые швы очень выделялись. В таких лохмотьях явиться пред светлые очи отпрыска Королевского рода, да еще и стоять вот так, не поклонившись и скрестив на груди руки… Надо иметь немалую смелость. И самомнение.

Так они друг на друга и смотрели: мужчина ухмылялся, принцесса только что не шипела.

Я кашлянул, и Шериада вздрогнула, но взгляда от гостя не отвела. Когда она заговорила, у меня волосы дыбом встали от ее голоса. А мужчина даже бровью не повел.

– Рэ-э-эйвен… Чем обязана?

Мужчина растянул узкие губы в улыбке:

– Твой мальчик на побегушках сказал, что ты ищешь учителя фехтования для новой игрушки. Да, госпожа?

Шериада выругалась. То есть я этого слова еще не знал, но звучало оно как ругательство. Потом она улыбнулась – сладко-сладко. Я почувствовал, как недобра эта улыбка, и вцепился в книгу, как утопающий в соломинку, – а ведь эта улыбка даже предназначалась не мне.

Мужчина только хмыкнул.

– И как же я расплачусь с тобой, Рэйвен из Лонгброк? – пропела принцесса.

Настала его очередь улыбаться:

– Ты пощадишь моего брата, госпожа. И его семью.