Исповедь дивергента. За кулисами большой политики и большого спорта

Кабинет мне выделили по остаточному принципу. Был он в непрестижном новом здании парламента и представлял из себя скромный пенал, в котором депутат делит свое рабочее пространство с двумя помощниками. После привычных апартаментов в своем офисе этот тесный закуток слуги народа, прямо скажем, показался мне довольно угрюмым. Потом я неоднократно пытался поменять его на кабинет большего размера с приемной, но меня всегда обходили зампреды комитетов или более авторитетные, проворные и раньше избравшиеся депутаты. Я даже пытался договориться и коррумпировать руководство Управления делами парламента, ведавшее распределением всех депутатских благ, да так и не преуспел в этом, оставшись на три года в этом закутке.

И, конечно, все время, свободное от думских заседаний, проводил в своем бывшем офисе «Вульф Груп» в Гусятниковом переулке, переоборудовав его часть в «Общественную приемную депутата Вульфа», о чем и гласила золотая табличка на входе в офис.

Переход из «Единства» в СПС

Управление делами парламента, равно как и фракция «Единство», чье мнение о необходимости отказаться от мандата я так изящно проигнорировал, не горели желанием принять меня в свои объятия. В тот момент я не был, конечно, никаким оппозиционером, но гордость собственную имел и уж точно не был готов засунуть куда подальше свое мнение. К тому же, памятуя поговорку «Насильно мил не будешь» и подловатую нервотрепку, устроенную мне при получении мандата, я был вполне себе обижен и совсем не стремился в лоно провластной фракции, отвечая на ее нелюбовь абсолютной взаимностью. История получалась забавная: я стал диссидентом поневоле, избравшись в Думу по спискам «Единства», но не вступая в одноименную фракцию. Меня не звали – я не просился. Ситуация сложилась патовая, но долго так продолжаться не могло, и это понимали все. Мы еще раз посоветовались с коллегами из «Поколения свободы» и решили сыграть на опережение и сделать первый шаг.

Нас стало пятеро – депутатов от «Поколения свободы», избранных в Думу по спискам «Единства». На встрече я сразу сказал, что не пойду в «Единство», даже если позовут, так как, во-первых, обижен, а во-вторых, уже было объявлено о грядущем объединении с лужковским «Отечеством» в единую провластную партию.

Я уже писал выше, Лужков и его команда прочно ассоциировались у меня с тем, против чего я всегда выступал и в жизни, и в политике, – с архаичностью, непрозрачностью, консерватизмом, реваншизмом, традиционализмом, коррупцией и клановостью. В свое время диссидент Синявский сказал про отношения с советской властью: «У меня с ней противоречия эстетического характера». Точно такие же ощущения у меня вызывало «Отечество» – неповоротливое, посконное, колхозное, совковое, несовременное, убивающее вокруг себя все новое, свежее и непохожее.

Москва стала яркой проекцией того, как бы выглядела страна, стань, не дай бог, её Президентом Юрий Лужков. Клановый бизнес, откаты в конвертах, чудовищная градостроительная политика и архитектура, откровенно криминальные элементы, «решающие вопросы» в мэрии и около нее, жирные самодовольные рожи важных чиновников, сплошная ярмарка меда и дурного вкуса, и всё такое затхлое. Возможно, вы возразите мне, что почти всё это мы наблюдаем и сейчас, без Лужкова. Всё – да не всё. Как говорится, есть нюансы, и меня как человека, тонко различающего оттенки и всегда видевшего дьявола в деталях, эти нюансы сильно коробили, вызывая «противоречия эстетического характера».

Не сильно любили Лужкова и мои коллеги-«поколенцы». На общем сходе решили уходить из «Единства» вместе. Кроме Игоря Динеса, моего однокурсника и товарища по истфаку МГУ, решили меня поддержать и остальные – Баранников, Семенов и Коптев-Дворников, за что я им до сих пор очень благодарен. Откуда уходить – было понятно, но предстояло решить, куда. КПРФ, ЛДПР, «Отечество» и «Российские регионы» не рассматривались по определению.