Читаем Исповедь дивергента. За кулисами большой политики и большого спорта полностью

Сперва я начал замечать, что по маршруту моего передвижения по городу за мной следует джип с наглухо тонированными стеклами. Какого рожна им было надо? Кто это вообще был? Так и осталось для меня загадкой… Едва ли они хотели что-то узнать или проследить за мной, я и так не прятался, скорее всего, просто давили на психику и, признаться, в этом немало преуспели. Даже когда я приезжал в свою квартиру на Цветном, джип всю ночь стоял напротив, на Трубной улице. Если предположить, что это были штатные сотрудники в погонах, то становится как то особенно обидно за наши налоги, впрочем, утверждать ничего не берусь.

Вскоре формат кнута расширился и ужесточился. Через моих близких друзей до меня донесли якобы «утечку» о том, что конкретным людям в соответствующих органах выдано указание на мое физическое уничтожение, дабы не допустить получение мною мандата. Сегодня мне это кажется очень смешной и грубо сработанной «дезой», но тогда я был напуган не на шутку. В девяностых я уже имел богатый опыт общения с криминальными авторитетами, крышевавшими в то время шоу-бизнес, но при этом мир политики не знал вообще… Точнее, представления о нем у меня были вполне романтическими, и я был совершенно не готов к его волчьим законам с подкупами, запугиванием, тотальным враньем и беспределом. Мне нужна была помощь – совет «бывалого».

Я составил список, к кому можно обратиться за советом: как поступить, насколько серьезна угроза и есть ли смысл ссать против ветра. Первым номером в списке был Михаил Сергеевич Горбачев, чье мнение всегда было для меня очень важно и хорошим отношением которого к себе я очень гордился и дорожил.

Поговорка «Нет пророка в своем отечестве» идеально отражает судьбу этого выдающегося политика и великого человека. Думаю, весь масштаб и трагизм его личности много столетий спустя будут изучать во всех школах и университетах мира, препарируя на все лады, споря до хрипоты, но, безусловно признавая огромный вклад Горбачева в кардинальное изменение хода мировой истории в конце ХХ века. Вектор отношения к нему и оценка зависит, конечно, от политических взглядов. Я, например, как последовательный либерал, антикоммунист и антисоветчик, всегда буду благодарен Горбачеву за то, что не могут простить ему многие соотечественники, – развал Союза, распад коммунистического лагеря, окончательное поражение коммунистической идеи в общемировом пространстве, падение железного занавеса. Для меня все эти события с огромным и безусловным знаком плюс. И все они укладываются в одну незамысловатую формулу, позже озвученную другим российским Президентом: «Свобода лучше, чем несвобода».

Для меня Горбачев всегда оставался пророком, и за первым советом я пошел к нему. Позвонил в его приемную в «Горбачев-Фонд» и попросил о встрече по важному личному вопросу. На следующий день уже был у него в офисе. Михаил Сергеевич внимательно выслушал мой сбивчивый рассказ и про доставшийся мандат, и про попытку откупиться, и про джип-преследователь, и про «утечку» с угрозой убийства… Сразу вынес свой вердикт: «Хочешь быть депутатом – бери мандат. Даже не думай. Шли их всех на хер – ничего они тебе не сделают, кишка тонка. Пугают, но ты не бойся. Хочешь, историю тебе расскажу…» И дальше последовала не одна, а сразу несколько детективных историй из советского и раннеперестроечного прошлого про то, как кого запугивали и чего стоит опасаться, а чего нет. В завершение часового разговора Горбачев предложил помощь: «Охрану дать? Или могу кого посоветовать». Подписал мне на память еще одну книгу (я их все бережно храню) и еще раз напутствовал ни в коем случае «не прогибаться под эту шушеру».

Здание «Горбачев-Фонд» на Ленинградке я покинул в прекрасном боевом настроении, с твердой решимостью последовать совету Михаила Сергеевича, ощущая моральную поддержку такой глыбы за спиной.

Однако про охрану задумался. В лихие девяностые личная охрана была явлением повсеместным даже не в силу производственной необходимости. Большинство жертв покушений она не спасала, но была определенным атрибутом принадлежности к социально значимым категориям: бандитам, бизнесменам, политикам, артистам. И таким же элементом понта, как черный шестисотый «мерин» или красный пиджак от «Версаче». В моем окружении личной охраной пользовались многие: большинство телевизионных руководителей и звезд шоу-биза, не говоря уже про чиновников, крупных бизнесменов, влиятельных депутатов и криминальных авторитетов. Впрочем, иногда это были одни и те же люди. Они-то в результате и приставили ко мне двух молодых здоровых парней, которые на месяц стали моей тенью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее