Исповедь экономического убийцы

Толпа возбудилась, по мере наполнения корзины напряжение росло. Казалось, их разрывали одновременно смех, шок и ярость. Я чувствовал, что временами слова кукольника их задевали. Я тоже чувствовал себя не в своей тарелке: я выделялся из толпы, был выше остальных и поэтому боялся, что они могут направить свой гнев против меня. Потом Никсон сказал такое, что, когда Рейси перевел эти слова, волосы зашевелились у меня на голове:

— А это отдайте Всемирному банку. Посмотрим, сколько он сможет заработать для нас на Индонезии. — Сняв Индонезию с карты, он уже собрался бросить ее в ведро, но в этот момент на сцене появилась другая кукла. Она изображала индонезийца, одетого в рубашку из батика и брюки хаки, на груди у нее была табличка с именем.

— Популярный бандунгский политик, — объяснил Рейси. Кукла встала между Никсоном и человеком с ведром и подняла руку вверх.

— Остановитесь! — закричала она. — Индонезия суверенна! Толпа разразилась аплодисментами. Человек с ведром поднял флаг и вонзил его, как копье, в индонезийца. Тот, покачнувшись, упал. Зрители засвистели, заулюлюкали, закричали, потрясая кулаками. Никсон и человек с ведром некоторое время смотрели на зрителей. Затем, поклонившись, покинули сцену.

— Думаю, мне лучше уйти, — сказал я Рейси. Рейси положил руку мне на плечо.

— Все нормально, — сказал он. — Это не против вас лично. Но у меня не было в этом уверенности.

Потом мы все собрались в кафе. Рейси и его друзья уверили меня, что ничего не знали о том, что в спектакле будет сценка о Никсоне и Всемирном банке.

— Никогда не знаешь, чего ожидать от этого кукольника, — сказал кто–то из них.

Я поинтересовался, не было ли это сделано в честь моего присутствия. Кто–то рассмеялся и заметил, что у меня слишком раздутое эго.

— Типично для американцев, — добавил он, дружески похлопав меня по спине.

— Индонезийцы очень чувствительны в отношении политики, — сказал мужчина, сидевший рядом со мной. — А американцы разве не смотрят подобные шоу?

За столом напротив меня сидела красивая женщина, студентка местного университета, специализировавшаяся на английском языке и литературе.

— Но вы ведь сотрудник Всемирного банка, не так ли? — спросила она.

Я сообщил ей, что в настоящее время работаю на Азиатский банк развития и USAID.

— А это разве не одно и то же? — спросила она и, не дожидаясь ответа, добавила: — Разве сегодняшняя пьеска не соответствует действительности? Разве ваше правительство не воспринимает Индонезию и другие страны всего лишь как гроздь… — Она помедлила, подыскивая нужное слово.

— Винограда, — подсказал кто–то из ее друзей.

— Точно. Гроздь винограда. Можно сорвать гроздь и выбрать: оставим Англию, съедим Китай, выбросим Индонезию.

— После того как заберем всю их нефть, — добавила другая женщина.

Сначала я решил защититься, но оказался не готов к этому. Мне хотелось гордиться тем, что я приехал в эту часть города, посмотрел до конца это антиамериканское представление, которое мог бы расценить как личное оскорбление. Я хотел, чтобы они оценили мою смелость, чтобы знали, что я единственный из всей нашей команды, взявший на себя труд изучать индонезийский язык и питавший хоть какой–то интерес к их культуре, хотел подчеркнуть, что был единственным иностранцем на этом спектакле. Но потом подумал, что более благоразумным будет не упоминать ничего такого. Я решил сменить тему разговора и спросил, почему, на их взгляд, даланг говорил только о странах мусульманского мира, если не считать Вьетнам. Красивая студентка рассмеялась.

— Потому что в этом заключается план.

— Вьетнам всего лишь первый шаг, — вмешался кто–то. — Как Голландия для нацистов. Пробный камень.

— Конечная цель, — продолжала женщина, — мусульманский мир.

Я не мог оставить это без ответа.

— Неужели вы думаете, — возразил я, — что Соединенные Штаты настроены против исламского мира?

— А неужели нет? — спросила она. — С каких это пор? Почитайте своих собственных историков, например Тойнби. Еще в пятидесятых он предсказал, что настоящее сражение в следующем веке будет не между капиталистами и коммунистами, а между христианами и мусульманами.

— Это сказал Арнольд Тойнби? — Я был ошеломлен.

— Да. Почитайте «Цивилизацию под судом» и «Мир и Запад».

— Но почему должно возникнуть такое противостояние между христианами и мусульманами?

Сидящие за столом переглянулись. Похоже, им трудно было поверить, что я мог задать такой глупый вопрос.

— Потому что, — сказала она медленно, как будто обращаясь к глухому или медленно соображающему, — западные страны, особенно их лидер, США, намерены установить контроль над всем миром, стать величайшей империей в истории человечества. И они очень близки к тому, чтобы преуспеть в этом. Пока что на их пути стоит Советский Союз, но Советы не вечны. Тойнби это понимал. У них нет религии, нет веры, за их идеологией ничего не стоит. История показывает, что вера — это душа, вера в высшие силы исключительно важна. У нас, мусульман, это есть. У нас этого больше, чем у кого бы то ни было в мире, даже у христиан. Так что мы выжидаем. Мы становимся сильнее.