Читаем Исповедь Еретика полностью

Критика и отвержение людьми, которые не принадлежат к секте, свидетельствуют о том, что учение истинно.

Снова вспоминаются марширующие с транспарантами. Если кто-то с ними не соглашается, будь то еврей, масон или вочеловечившийся дьявол, то, конечно, они правы… Сейчас ты, наверное, спросишь, не ограничиваю ли я как-нибудь сексуальную жизнь моих фанатов и не выдумываю ли я заповедей, которых они должны придерживаться, если хотят спасения.

Точно.

Я отвечу сразу на всё. Я бы очень хотел, чтобы каждый мой фанат поискал в Сети рекомендации о том, как распознать секту, внимательно прочитал и нашел этому применение. Я не говорю, какое именно. Я верю в образованность людей, которым нравится моя музыка.

Ты все еще считаешь, что церковь — это «самая большая и наиболее преступная секта» в истории?

Я повторяю: я верю в образованность моих фанатов.

Эти слова ты сказал на концерте в Гдыне, когда порвал Библию.

Да, сказал.

«Иногда мне казалось, что я нахожусь в произведении Кафки» — вспоминает Нергал

Как ты отреагировал на первый вызов в суд?

Сначала я не обратил на это внимания. Не задумался о серьезности ситуации. Только потом я понял, что за выражение своих взглядов и за театральную постановку можно быть осужденным. По-прежнему этого не понимаю. На счастье, судья тоже этого не понял. В том деле он вынес два приговора, оба оправдательных. Может, Польша все-таки правовое государство…

Дода за утверждение о том, что Библия писалась под кайфом, была осуждена.

Меня это немного охладило. Оказалось, что суд не одинаково непредвзятый. Видимо, судьи тоже люди. Один руководствуется здравым смыслом, у другого он отсутствует.

Можно порвать Библию, но нельзя сказать, что Библия писалась под кайфом?

Я знаком не с одной исследовательской работой о роли наркотиков в развитии религии. Это серьезные труды, в которых говорится, что любая вера в сверхъестественное — результат употребления наркотиков. Я читал о профессоре Бенеме Шаноне из иерусалимского университета, который подробно изучил Библию и историю ее становления, анализируя растения, произраставшие в пустыне, по которой скитались израильтяне. Там росла степная рута — сильный психоделик. В одном из псалмов упоминается также мандрагора как лекарство для потенции…

И ты рассказывал об этом Дороте?

Нет. Сама где-то вычитала и высказала публично при первой же возможности. В конце концов, она сделала это непосредственно. Такой у нее стиль. Ляпнет что-нибудь и ждет, что будет. Все об этом знают. Самая большая глупость в том, чтобы принимать ее слова всерьез.

Ну, а вообще, религиозные чувства должны охраняться законом?

Нет.

И твои?

Не имеет значения, во что ты веришь. Вера индивидуальна. Если религиозные чувства людей оскорбляет то, что кто-то другой говорит, каков, в таком случае, фундамент их веры? Наверное, хрупкий, раз они боятся слов.

В культуре ислама за богохульство можно лишиться головы.

Я не знаю ислама. Я родился в Польше, католической стране, а не мусульманской.

Уничтожаешь Библию экземпляр за экземпляром, а Корана не трогаешь… У Нергала нет яиц. Так получается.

Я борюсь с тем, что знаю. Используя подобную логику, можно утверждать, что если я говорю по-английски, то должен говорить и по-китайски. А если не смогу, то я слабак.

Но все же, сегодня легче атаковать религию любви, а не воинственный ислам.

Хреновый стереотип про эту религию любви. Точно также можно заявлять, что коммунизм — политика равенства. Для меня он тот же тоталитаризм. Только христианство запрещает дух, а коммунизм — собственность. Что из того, что имеет в основе какую-либо идеологию, имеет хорошие намерения? Слова не считаются, только деяния. Польский католицизм сегодня — это идеология отвращения ко всему, что чуждо, а никакая не религия любви.

Не слишком ли ты утрируешь, приравнивая католицизм к коммунизму?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное