Читаем Исповедь Еретика полностью

Подобие между красным тоталитаризмом и христианством очевидно. Одни изменили названия городов: Петроград на Ленинград, Волгоград на Сталинград. Другие переняли систему богов, заменив их святыми. Загребли языческие праздники. Божье рождение вместо рождения Солнца, Пасха. Даже английское слово Easter[13] похоже на имя языческой богини Иштар. Заглянем в историю. Когда христианство приходило на территорию другой культуры, оно делало то же самое, что большевики в 1939 году. Завоевание, подчинение, разрушение. Только речь шла не о боге, а о власти.

Но сейчас уже не слышно о христианском терроре.

Для них пока достаточно плеваться ядом и оскорблять. Но как надолго? Я давно получаю угрозы по Интернету. Не от мусульман, а от католиков. И не уверен, что в один прекрасный день они не заменят слова поступками. Недавно была подобная ситуация на концерте в Жешуве. С утра возле отеля крутилась девушка, хотевшая со мной поговорить. Я думал, что она хочет просто сфотографироваться и получить автограф, но был занят настолько, что не имел возможности пообщаться с фанатами. После концерта, когда шел к машине, я приметил ее краем глаза. Она была очень возбуждена, словно под кайфом. Подошла ко мне, схватила за руку и, со слезами на глазах, сказала: «Адам, какое счастье, что я тебя встретила!» Я спросил, чем могу помочь, но почувствовал что-то неладное. Вдруг она полезла в карман и вытащила бутылку со святой водой. Я выбил это дерьмо у нее из рук.

Но ведь она не хотела сделать ничего плохого.

Содержимое той бутылки — не проблема. Проблема в том, что это была атака против меня. Вторжение в мое личное пространство. Это меня разозлило. Сегодня святая вода, а завтра что? Нож? Соляная кислота? Девушка ничего не соображала. Стояла только и фанатично лепетала какую-то херню про святой дух, не понимая, что мне плевать на все это.

Ты провоцируешь людей. Хотя бы сравнивая христианство с коммунизмом. Церковь боролась с большевиками.

Как два пса борются за еду. Но, конечно, я ценю влияние церкви на формирование нашей истории. Но это дело прошлое. Сегодня христианство утратило свой авторитет, и ценности его полностью расходятся с потребностями людей. Я уже говорил, что место ему в музее. Это уже происходит. Костелы становятся музеями. В Лондоне есть несколько святынь, которые переоборудовали в клубы. Нет смысла их разрушать, лучше использовать с умом. Мы тоже играли в таком костеле. Гримерки находились в бывшей ризнице, а сцена раньше была алтарем. В последнем туре по Штатам, в Питтсбурге, концерт проходил в пустой, покинутой верующими церкви. Это превратности судьбы: теперь мы читали проповеди с амвона. Получается такой феномен, который условно можно назвать единичной сменой караула.

Ты не достиг бы большего, если бы говорил то же самое, но более корректно?

Я не политик. Я не могу лгать или скрывать то, что на сердце, под личиной красивых слов.

Сегодня, однако, ты Библий не рвешь на концертах.

Я и огнем не плююсь, хотя когда-то мы делали это на каждом выступлении.

Почему вы перестали это делать?

Ну, уж точно не из-за нападок на меня. Мы прекратили эти шоу на сцене еще до начала медийных атак. Просто нет смысла повторять бесконечно одну и ту же провокацию. Она перестает быть провокацией. Не рисуется ведь два раза одна и та же картина, так? Но все равно наши концерты и дальше заставляют задуматься.

Что вы сегодня предлагаете?

Приходи и увидишь. После концерта, на котором я впервые разорвал святое писание, наш тур-менеджер, сказал, что было disturbing. Это очень емкое английское слово, но оно не до конца разъясняет суть. Означает что-то возбуждающее, но в то же время разрушающее. Когда кто-то так характеризует нашу музыку, я принимаю это за большой комплимент. С кино так же. Самые лучшие фильмы, на самом деле, disturbing. Такие, как, например, Антихрист» Ларса фон Триера или «Роза» Войцеха Смажовского. Идешь вечером в кино, после фильма выходишь и все время о нем думаешь. Просыпаешься на следующий день — и все еще в голове буря. Я бы хотел, чтобы точно так же оценивали наши выступления. Ненавижу, когда люди говорят, что фильм или концерт был отличным…

Вы не играете отличных концертов?

Если кто-то говорит, что наш концерт был отличным, он словно бьет меня по лицу. Отличными могут быть проститутки, а не концерт Behemoth. У меня есть друг джазмен, который приходил на наш концерт в Быдгоще. Сказал, что мы хорошо играли — он ничего не понял. Хорошей была весна в том году. Но точно не наш концерт или — потешу свое эго — фильмы фон Триера.

ВЫСТРЕЛ В ГОЛОВУ
Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное