Читаем Исповедь Еретика полностью

Если мы возьмем в руки глобус и переместим палец даже на несколько сантиметров от той точки, где находимся, окажется, что там живут абсолютно другие люди. У них своя культура и свои обычаи. Эти несколько сантиметров позволяют нам считать их варварами, но на самом деле это мы относимся к их земле по-варварски. Кто дал нам право менять памятники цивилизации на военные базы? Кто дал нам монополию на развитие мировых болезней? Земля полна культурных, социальных и моральных контрастов. Почему одна из точек зрения может считаться важнее и лучше другой?

Не скорбишь о погибших солдатах. А о политиках? Тех, кто погибли в Смоленске?

Самолеты падают, а люди гибнут. В этом нет ничего удивительного. Такое просто происходит. Я устал от того, что из этого случая делают народный символ. Когда я слышу о Смоленске, думаю исключительно о политической игре. А я ненавижу это.

Должен ли поляк так говорить?

Поляк должен платить налоги. Я их плачу. Я приношу своей стране пользу.

НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗЛО

Что ты еще делаешь для Польши?

Хочу я этого или нет, я рекламирую мою страну по всему миру.

Как «Behemoth из Европы»?

Это неважно. Слово «Польша» появляется в каждой статье, посвященной нам. А пишется их сотни.

Некоторые утверждают, что, вместо того чтобы рекламировать, ты высмеиваешь нашу страну.

У каждого есть право на мнение. Но никто не может утверждать, что в определенных кругах мое имя не является знаком качества. Остальное зависит от точки зрения. Культуру можно представлять разными способами.

В целом ситуация представляется парадоксальной, поскольку многие поляки считают меня дьяволом во плоти, никому из них не потребным. Они хотели бы видеть меня за решеткой или где-то далеко, на Мадагаскаре, например. А меж тем наша группа уже двадцать лет кропотливо трудится на благо этой страны. Но поскольку термин «национальное достояние» не очень подходит для Behemoth, то мы можем быть «национальным злом», звучит отлично.

И что же это за кропотливая работа?

В туре ты знакомишься с фанатами. Кто-то был на твоем концерте десять лет назад и пришел сегодня. Очень часто я встречал тех, кто не подозревал даже, что мы не из Швеции. «Поляки? Как это?» Спустя годы эти же люди с гордостью приглашают меня на бигос[23] или жур[24]. Они сами их готовят! Это обычные примеры, но они показывают, как легко можно заинтересовать традициями или культурой. Я разговариваю с этими людьми и часто слышу, что до знакомства с нами они думали, что Польша — это посткоммунистические бетонные джунгли. А на самом деле оказывается, что нашей стране есть что показать. Они хвастаются, что посетили Польшу, познакомились с ней.

А чем вообще можно заинтересовать иностранцев?

У нас богатая история. Вместо того чтобы молиться на нее, пора показывать ее людям. Продавать ее людям… Несмотря на урон, нанесенный нам Второй мировой войной, сохранилось множество памятников. Прекрасна и сурова также природа Польши, горы…

А твой родной город? Гданьск?

Я не могу стерпеть тот факт, что такой невероятно привлекательный город несет в себе энергию, скорее тормозящую его развитие. Старый город оживает только на несколько недель летом, во время проведения жалкой Доминиканской ярмарки. Гданьском завладевают женщины, торгующие вышивками, и китайцы, пытающиеся втюхать наивным людям подделки известных марок. Иногда мне кажется, что никто не понимает, как раскрыть потенциал этого города. В центре вообще ничего не происходит!

В полночь все улицы пустеют, словно пришла какая-то эпидемия. В лучшем случае по ним слоняются толпы неадекватных хулиганов. Сравните это с тем, как выглядит портовый город в Голландии. Если бы так же управляли Гданьском, то он стал бы одной из главных достопримечательностей центральной Европы.

А другие польские города?

Мне нравится Краков. Вообще у меня складывается впечатление, что наша страна в последнее время ускорилась в развитии, особенно в области экономики. Иногда я замечаю большой контраст между людьми и их окружением. Недавно я остановился на заправке в каком-то захолустном Болшеве. Один из работников узнал меня и спросил с усмешкой: «Ну что? Не вышло ничего с Додой?» Не чувствовалось в его голосе доброты, скорее, злость и разочарование. Словно он был королем мира, потому что мог испортить настроение кому-то известному и почувствовать себя лучше. Я улыбнулся и ответил: «Да нет, не вышло». А про себя подумал: «Да иди ты на хер!» Мне в голову пришло, что люди смотрят на других с презрением, чтобы избавиться от собственных комплексов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное