Читаем Исповедь Еретика полностью

Потому что вначале я видел только прекрасную, привлекательную женщину. Но со временем до меня дошло, что в наших отношениях не хватает какой-то интеллектуальной связи, отношений извилин. Это был мезальянс. И вроде бы ничего серьезного, ведь вся моя жизнь основана на крайностях. Я искренне верил в тот мезальянс. Все сомнения прятал как можно глубже…


А что советовали друзья?

Вопреки всему, они сумели сохранить дистанцию. Я горжусь тем, что мои близкие — взрослые и зрелые люди. Они не оценивали ни меня, ни Дороту. Но старались дать хороший совет. Даже когда я просто изливал им свои обиды. Легче было бы сказать: «Знаешь что? Брось ее, не трать время». Но чаще я слышал: «Если ты счастлив с ней, то хорошо. Мы рады за тебя».


Но ты не мог радоваться.

Я всю жизнь был независимым. У меня был свой дом, своя машина, работа, увлечение… Я ценил эту свободу и свое пространство. Но вдруг все изменилось. Я был гостем в чужом доме. Мне выделили место в шкафу и зубную щетку, на этом мое личное пространство закончилось. Я был поражен. С каждой стены на меня смотрела Дода: фигурка Дороты, фотография Дороты, рисунок, на котором изображена Дорота. Казалось, я нахожусь в музее. С каждым днем было все теснее.


Так она была плохой женщиной?

Скорее это вопрос ее природы. Дорота любит доминировать. Сама говорит, что у нее много мужских черт. И в этом что-то есть. Это женщина-тестостерон. Она обожает соперничество. Как-то мы с нашими знакомыми отправились играть в пейнтбол. Я хотел играть в одной команде и повеселиться. Но Дорота предложила играть в разных командах. Я спросил: «Зачем?» А она ответила: «Затем, что я хочу тебя победить!» Конечно, это была только шутка, но в целом ситуация отлично отражает ее отношение к мужчинам.


Но она гораздо младше тебя. Возраст много значит.

Я делал на это поправки. Ты спросил раньше, почему бы мне не встречаться с женщиной старше. В принципе, таких отношений в жизни мне не хватает, но не обязательно в любви. Я думаю скорее о старшей сестре. У меня есть брат, но он живет в Испании, и у нас разные характеры. А женщина? Здесь я чувствую пустоту. Наверное, мне нужна подруга-учитель. Кто-то, кто все разъяснит, иногда утешит, возьмет за руку и проведет по жизни. Как в песне Doors: «Girl you gotta love your man, take him by the hand, make him understand…»


Словно у тебя нет матери…

Родители только до определенного момента заботятся о тебе, а потом все меняется. Ты становишься независимым, обрезаешь пуповину… И теперь уже они нуждаются в твоей помощи. Становятся так по-милому наивны, как дети. Я тоже постепенно становлюсь проводником Ирены и Зенона по современному миру. Конечно, они нужны мне, они самостоятельны, до сих пор мне помогают, но отношения другие, не такие, как несколько лет назад, и я часто беру эстафетную палочку.


А у Дороты ты эстафетную палочку выхватить не смог?

Обычно я просто ударяю кулаком по столу, в большинстве моих отношений так и происходило. Но в этом случае было по-другому. Как уже говорил, я много своего пространства уступил в самом начале. В определенный момент мне начало казаться, что я стою перед каменной стеной и бьюсь головой. Но стена была непробиваемая. Я не знал, что делать. Но продолжал, потому что был искренне и по уши влюблен. Любой ценой хотел сохранить отношения.


Может, ничего не получилось просто потому, что один эгоцентрик столкнулся с другим?

У артистов, людей сцены, очень часто имеются такие наклонности. Я эгоцентрик, и не отрицаю этого. Наверное, поэтому я и стал музыкантом. Но в этих отношениях отпускал, не давил. А Дорота? Может быть, мы просто были магнитами одного полюса, которые отталкивались друг от друга. Семья артистов. Она приходит домой из театра. Он: «Сейчас включу тебе охренительную песню». А она: «Может, позже? Я устала, потому что сама сыграла роль восхитительно». И все время только: «Я, я, я! Мое дело важнее, мой мир лучше».

РАЗРУШЕНИЕ

Когда ты понял, что стройка в конце концов развалилась?

В больнице. Лекарства, химиотерапия, близость смерти — все это заставило меня по-другому посмотреть на мир. Я начал задаваться вопросами: «Что мне нужно? Что меня волнует? Чего я жду от жизни?» Мне хотелось говорить об этом с Доротой. Когда кто-то из близких болен, может даже смертельно, ты отходишь на второй план. Все отходит. Нет места для упрямства и толкотни. Дорота видела это по-другому. Мне нужны были близость и понимание, а не шахматная доска и игра в доминирование…


А другие?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное