Читаем Исповедь Еретика полностью

Нет, но я подумываю об этом. А пока Чеслав Мозил сделал мне ключ от своей. Я пожаловался ему, что, как только меня видят с девушкой, сразу делают из нее любовницу. Он улыбнулся и сказал: «А где ты с ними встречаешься? Приглашай их тогда в какой-нибудь захудалый и никому не известный бар или ко мне!» И отдал ключ от квартиры. Когда его нет, я пользуюсь его предложением, иногда…

Вы близкие друзья?

Он отличный парень, нас многое связывает.

Некоторые даже говорят, что ты немного ему подражаешь.

Мы выбрали похожие пути, мы птицы одного полета. Чеслав — тоже человек из ниоткуда. Он не родился в мире бомонда, а вошел в него по воле случая, но зато как! Я познакомился с ним, когда он жил в Дании. Он просто пришел на наш концерт, мы разговорились, так все и пошло. Нас связывает сильная любовь к независимости. Сегодня мы в телевизоре, а завтра — уже пьем пиво в каком-нибудь кафе. Он правдив и искренен в том, что делает, а я отношусь к нему как к младшему брату. Мы звоним друг другу. Я поддерживаю его во всем. И с его стороны могу рассчитывать на то же самое. Он настоящий эксперт в женщинах. Часто дает мне ценные советы и указывает на ошибки.

Отношения с Доротой тоже были ошибкой?

Ни одни из отношений не научили меня столькому. Сложно назвать ошибкой что-то, что дает нам знания и делает внутренний мир богаче. Я никогда не узнал бы столько о людях, сколько узнал, пока жил в Варшаве. За эти знания, и не только за них, я очень благодарен Дороте. Кроме того, она показала мне много необычных вещей. Иногда мелочей, но жизнь складывается из таких мелочей. Может, это прозвучит глупо, но благодаря ей я открыл индийскую кухню, стал ее большим фанатом.

Ты говоришь о Дороте довольно осторожно.

Боишься выдать свои обиды?

Это вопрос воспитания. Я говорю открыто о своих чувствах, в конце концов, мы именно о них и говорим. Но я не хочу играть нечисто. Некоторое время назад я отказался от интервью с журналистом, который много раз не очень красиво обращался с Доротой. Я просто сказал ему, что считаю его дерьмом. У него было лицо, словно я его им и накормил.

Ты дружишь с Кубой Воеводским, он вроде бы тоже подшучивал над Доротой. Проблем не было?

Это очень умный парень, с отличным чувством юмора, которое мне нравится. Даже если он и перегибает палку, то иногда это даже полезно. Он говорит то, что думает. И достается всем, так он устроен. Мне тоже досталось. Но я всегда за этими шутками чувствовал симпатию. Мы немало ссорились из-за него с Доротой. Вечером она переключала каналы и на минуту задержалась на его программе: «Подожди! Стой! Я смотрю!» — сказал я. И началось. Она заявила, что я не преданный. Наверное, по ее мнению преданность состоит в том, чтобы всегда чувствовать то же, что и она. У Дороты был специфический взгляд на подобные вещи. Иногда мне казалось, что она хотела, чтобы я зарегистрировался на каком-нибудь интернет-форуме и защищал ее от атак анонимных злопыхателей. То же самое с Кубой: она вообразила, что я сяду в машину и отправлюсь разбираться, потому что он пошутил о ней в своей программе.

А если бы ее кто-то действительно обидел? Ты разобрался бы?

Конечно. С Доротой я в такие ситуации не попадал, но помню, как давно какой-то козел обидел Селину. Мы были на вокзале. Собирались ехать в студию в Торуни. И вдруг к нам прицепился какой-то алкаш. Вел себя нахально, по-хамски. Я ничего не говорил, ждал. Когда он начал лапать Селину, не выдержал. Ему досталось.

Ты легко ввязываешься в драку?

Даже в жизни черепахи есть такие моменты, когда она должна кому-нибудь врезать. Когда-то я был настоящей эмоциональной бомбой; в двенадцать лет я делал такие вещи, над которыми сейчас смеюсь. У меня была девушка, Кася. Она и сейчас остается моей хорошей знакомой. Тогда же был влюблен по уши, хотя ситуация была довольной сложной, поскольку на горизонте появился другой парень. Такие вещи разрушают любой фундамент. Ничто так не раздражает парня, как знание о конкурентах. Нет ни единого шанса, что все останутся невредимыми.

Так ты избил его?

Он вышел из этой ситуации покалеченным физически, а я — эмоционально. Даже в парне средних габаритов в такие моменты просыпается титан, способный уничтожить целый мир.

Это было давно, а сейчас?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное