Исповедь изгоя

Своим страшно умным выражением лица докторант пугал не только студентов, но и многих сотрудников института. Чурсину иногда казалось, что его коллега изобрел человеческий мозг или тому подобное. Историография партийного руководства рабочим классом в тридцатые годы двадцатого столетия была притчей во языцех у этого очень сутулого мужчины. Даже во время редких посещений студенческого общежития он умудрялся «привязывать» свою научную проблему ко всем темам собеседования. Будь то внешняя политика КПСС или обществено-политическая практика студентов.

От лекторов-международников Чурсин совершенно случайно узнал, что, несмотря на все титулы и степени, руководство областной организации общества «Знание» держит Волкова вдалеке от простого люда. Недоверие началось с неординарного случая, который произошел с ним на поприще пропаганды материалов очередного партсъезда. Волкову достался самый «запущенный» в идейном воспитании участок – машинотракторная мастерская. Дело было уже под вечер. Механизаторы торопились домой, кое-кто уже успел «раздавить». Гонца партии не устраивали ни бытовые условия, ни сама аудитория. Вместо трибуны его пригласили к токарному станку. Обычного стакана с водой также не было. Раздражало его и поведение двух мужиков, сидевших перед его носом. От их грязной спецодежды исходил такой неприятный запах, что лектор частенько отворачивал свой нос в сторону. Его радовало то, что уже в самом начале его лекции «грязные» стали издавать хриплые, сопящие звуки. Маститый ученый без явного желания перечитал с небольшого листка бумаги основные направления внешней политики КПСС, которые он вырезал из главной партийной газеты.

Под самый конец лекции он вновь козырнул своей научной проблемой. Историография пролетела мимо ушей большинства сидящих, но не всех. Один из «грязных», непонятно почему, проснулся, затем привстал и громко пробубнил:

– Извините, товарищ лектор… Я вот решил проснуться и пару слов сказать по этой так называемой истории… истреикографии…

Мужчина пытался несколько раз правильно выговорить слово «историография». Не получалось. В конце концов он смачно матюгнулся, и почесав рукой левое ухо, очень внятно произнес:

– Будь она или оно неладное… Одним словом, мы люд простой и требуем незаумных мыслей… – Затем, прямо посмотрев в глаза посланца партии, громко его спросил. – Уважаемый лектор, скажите мне, простому человеку, когда в нашем магазине появится колбаса и конфеты для моих детей и внуков?

От очень заумного вопроса Волков чуть ли не потерял дар речи. Он не думал, что какой-то пьяница, да еще в глухом захолустье, посмеет так резать правду. У него и у самого холодильник пустой. Хотя мясо не выводится, благодаря студенту вечернего отделения. Где он берет мясо и по какой цене, ему без интереса. Как и без разницы поставить «мяснику» твердую тройку или жиденькую четвертку. К тому же, установка заведующего кафедрой однозначна. Студентам, будущим руководителям производства чужды неуды по истории всенародной партии.

Ответ лектора не удовлетворил рабочих МТМ. Особенно ехидничал «грязный». Он то и дело хихикал и крутил пальцем вокруг своего виска. Особый знак русских, признанный всем миром, понимали не только сидящие, но и тот, кто стоял возле токарного станка. Чурсин не сомневался, что его коллега выступал с лекциями ради красного червонца. Особой напряженки между ним и Волковым не было. Они оба занимались наукой. Отличие состояло лишь в том, что престарелому доценту везде была открыта дорога для науки, молодому склочнику перекрывали все кранты.

Левин в меньшей мере побаивался Волкова, чем Чурсина. Он и сам настроился на «долгопис» монографии, которую утвердил еще в Академии общественных наук при ЦК КПСС. Желание писать раньше было, сейчас пропало. Мешала и жена. Она хотела быть навиду у всех только с мужем, особенно на всевозможных областных и городских мероприятиях. Левин, положа руку на сердце, допускал мысль, что сегодня или завтра им будет руководить пенсионер-профессор, чем какой-то салага, наподобие Чурсина. Он страшно не хотел этого. Ставил всяческие подножки молодому, и это очень его радовало.

Обрадовался он и сегодня, когда ему во время торжественной линейки секретарь парткома наушничал очередную новость о Чурсине. От его очередного ЧП у него захватило дух. По всем партийным канонам запрещалось заниматься левым извозом, особенно идейным бойцам партии.

После заседания кафедры все стали неспеша расходиться по домам. В их числе был и Чурсин, он хотел зайти в магазин, и кое-что купить из продуктов питания. Уже перед самым выходом из института его неожиданно догнал Левин, который с заискивающей улыбкой произнес:

– Егор Николаевич, Вас убедительно просят зайти в партком… Зайдите, как можно скорее…