Исповедь изгоя

У Чурсина екнуло сердце. В этом году он хотел жить и работать без стрессов. После посещения Горового и исповеди перед своим отцом он сильно поумнел, опустился на землю. Заставляло его остепениться и «прилечь» на дно и семейное положение. Лариса день и ночь просила его взяться за ум, понять бессмысленность борьбы за правду. Она, по ее словам, была и есть только на бумаге. Он во многом с любимой женщины соглашался.

Чурсин открыл дверь партийного комитета и опешил. За большим столом сидели члены партийного комитета во главе с ректором. Неподалеку от них сидел Левин, лицо его сияло. Чурсин поздоровался, затем неспеша встал на край ковра, лежащего на полу. Приосанился. Он на этом месте и в такой позе за время работы в «кооперативе» стоял довольно часто. Все его вынужденные визиты в партийный комитет раньше были связаны с «неправильными отношениями с товарищами». Сегодняшнее приглашение его ошеломило. Он лупал своими глазами на членов партийного комитета, словно хотел им дать понять, что на этот раз они его пригласили по ошибке. Но увы… Комитетчики и на этот раз смотрели на него, как на врага народа. Опять в неприязни усердствовал Паршин. Его маленькая голова с небольшим ежиком седых волос, как Чурсину казалось, вот-вот ракетой взлетит и взорвется в самом его сердце.

Он с презрением посмотрел на идеолога и тут же опустил голову. Его опять будут «парточистить», за что, он все еще не знал. Секретарь парткома, словно строгий экзаменатор, посмотрел на Чурсина и со злостью выпалил:

– Егор Николаевич, скажи мне на милость… Кто дал тебе право нарушать советские и партийные законы? – Увидев изумленное лицо историка, он еще больше рассвирепел: Кто дал Вам право среди ночи нечестным трудом зарабатывать деньги? Почему Вы, как коммунист, как ученый подрываете авторитет нашей родной партии и нашего прославленного института?

Чурсин сжал зубы. Теперь все ему стало ясно. Левый извоз обошелся ему боком. Он молчал, лишь изредка кивал головой. Расправа продолжалась почти час. Верховодили ею ректор и секретарь парткома. Паршин и Левин молчали, словно в рот воды набрали. Они лишь иногда встречались глазами и покачивали головами. Борзых против незаконного извозчика было предостаточно. Особенно его удивило поведение доцента Крякова с кафедры экономики торговли. Молодой мужчина с большой плешиной на затылке, был ему знаком. Три года назад он был куратором группы на уборке картофеля. За все время работы он удосужился лишь пару раз побывать на совхозном поле. Всем руководили староста группы и бригадир полеводческой бригады. «Витенька Кряк-Кряк», так его называли студенты, все время лежал в постели или ловил рыбу в совхозном водоеме. Неоднократные попытки комиссара поставить экономиста на правильный путь заканчивались провалом. Кряков всегда находил какие-либо причины. То ему срочно нужно было в милицию, то болела жена. Начальник лагеря с Кряковым не связывался. Не хотел портить отношения с коллегой по кафедре.

Чурсина, понуро стоящего перед членами парткома, не только выступление, но и само поведение мужчины страшно нервировало. Экономист после каждого обвинительного тезиса в его адрес, поворачивался в сторону ректора. Умилительная улыбка последнего прибавляла ему изощренности. Давать отпор плешивому Чурсин не стал. Было бесполезно. Такие люди не имели жизненных принципов. О том, что Кряков верная собачка ректора, знали все. В его собачьей преданности Чурсин сам убедился на недавно прошедшем собрании профессорско-преподавательского состава, когда Кряков причислил ректора к плеяде мировых ученых. В зале кто-то от смеха прыснул…

Домой Чурсин пришел только к вечеру. Лариса была дома и накрыла ему на стол. На ее вопрос о причинах своего длительного отсутствия, он сначала ничего не ответил. Некоторое время молчал. Затем, поцеловав ее в губы, с кислой улыбкой произнес:

– Извини меня, Лариса… Я задержался в городском парке… Случайно встретил своего кореша, с которым когда-то учился в университете…

Ларису ответ не удовлетворил. Она пристально смотрела на него. Он неожиданно покраснел. Он впервые слукавил перед любимой девушкой. Затем, словно извиняясь за свою ложь, он весело улыбнулся и чмокнул ее в щечку. Тихо прошептал:

– Ничего, моя дорогая, все это пройдет… – Затем тяжело вздохнул и добавил себе под нос. – Мы пойдем другим путем…

Лариса из его умозаключений ничего не поняла. Она кисло улыбнулась, затем крепко прижалась к его груди. В эту ночь он долго не мог заснуть. Обдумывал подробности недавней партийной головомойки. Его поведение было правильным. В противном случае – получил взыскание. В очередном довеске он не нуждался. Среди пассажиров оказался один из сотрудников института, который без копейки продал его ректору или секретарю партийного комитета… С этим мыслями он заснул.