Исповедь королевы

Среди окружавших меня людей были четыре человека, которых я любила все больше и больше, потому что понимала, что их дружба ко мне была настоящей. Именно в такое время мы начинаем понимать и ценить такую преданность. Это были моя дорогая простушка Ламбаль, моя благочестивая Элизабет, а также преданная гувернантка моих детей, мадам де Турзель, и моя практичная и серьезная мадам Кампан. Я постоянно находилась в их обществе. Они рисковали жизнью точно так же, как и я, и все же я не могла убедить их покинуть меня.

Думаю, что больше всего мне помогла именно та практичность, с которой мадам де Турзель и мадам Кампан выполняли свои обязанности. Они делали это так, словно в нашей судьбе не произошло никаких изменений.

С первой из них я любила говорить о детях. Когда мы беседовали между собой, нам удавалось установить в комнате почти мирную атмосферу.

Я говорила с гувернанткой о своих маленьких тревогах по поводу дофина.

— Я видела, как он внезапно начинал шуметь — например, лаять, как собака.

— Он очень чувствительный, мадам.

— Он немного вспыльчив, когда сердится… Он быстро раздражается.

— Как и все здоровые дети. Но все же он добродушный, мадам. И щедрый.

— Да благословит его Бог! Когда я дала ему подарок, он попросил подарок и для своей сестры тоже. У него очень великодушное сердце. Но меня немного беспокоит его привычка все преувеличивать.

— Это признак богатого воображения, мадам.

— Не думаю, что он знает что-нибудь о своем положении дофина. Но, возможно, это даже к лучшему. Наши дети все узнают слишком быстро…

Мы замолчали. Должно быть, она, как и я, думала о том, скоро ли ему придется узнать о том, что происходило вокруг нас.

В дверях появился паж.

Меня желал видеть какой-то посетитель. Мое сердце екнуло и напряженно затрепетало. Откуда мне было знать, кто был там, снаружи? Могла ли я знать, когда эти люди с лицами кровожадных маньяков ворвутся ко мне?

Я не спросила имя посетителя. Я успокоилась и поднялась.

Он стоял в дверях, и когда я увидела его, чувства настолько овладели мной, что я подумала, что сейчас упаду в обморок.

Он вошел в комнату и взял меня за руки. Он поцеловал их. Интересно, что подумала мадам де Турзель, которая была рядом? Она поклонилась и, повернувшись, оставила нас вдвоем.

Он смотрел на меня в молчании, словно припоминая каждую черточку моего лица.

Я услышала собственные глупые слова:

— Вы… вы приехали?..

Он не ответил. Да и зачем? Разве не было очевидно, что он приехал?

Тогда я вспомнила об ужасных криках толпы и о том, что они сделали с друзьями королевы.

— Сейчас не время приезжать. Здесь очень опасно! Все уезжают… — сказала я.

— Вот поэтому-то я и приехал! — ответил Аксель.

Трагический октябрь

Я начинаю чувствовать себя немного более счастливым, потому что время от времени могу свободно встречаться со своей подругой. Это немного утешает нас после всех тех несчастий, которые ей пришлось перенести, этой несчастной женщине. По своему поведению, своему мужеству, своей нежности она — просто ангел. Еще никто никогда не умел любить так, как она.

Аксель де Ферсен — своей сестре Софи

Даже сейчас я все еще содрогаюсь при воспоминании об этих базарных бабах, вернее, фуриях, одетых в белые фартуки, которые, как они кричали, предназначались для того, чтобы принять внутренности Марии Антуанетты. Они сказали, что сделают из них кокарды.

Это правда, что убийцы проникли в спальню королевы и пронзили ее кровать своими мечами.

Эти базарные бабы шли впереди и по сторонам кареты их величества и кричали: «Мы уже больше не хотим хлеба! У нас уже есть пекарь, жена пекаря и его мальчишка!» В окружении этой толпы каннибалов на шестах несли головы двух убитых охранников.

Мемуары мадам Кампан