Исповедь любовницы Сталина

— Я поражена! А. Н., неужели у вас нет знакомых молодых женщин?

— Сколько угодно, только свистни, но они меня не интересуют. Я давно никого не имел. До сих пор не верится, что мы были сегодня вместе, для меня это — счастливая ночь. Между нами говоря, у Маленкова свирепая жена. Голубцова — настоящий волкодав, ничего не стоит ее настрополить против вас.

— Вы знаете, Г. М. просил меня стать его женой, он сказал, как только я дам согласие, он с ней разойдется.

— В таких делах И. В. крут. Он не разрешит ему развестись.

— Хорошо, что вы мне об этом сказали. Где надо будет, самую малость поднажмем. Я не все вам сказала: в родственники набивается маршал С. Буденный.

— На усача напустим Ежова и Олега Густова, вся спесь с него сойдет. Они подкинут ему какую-нибудь здоровенную телку, у которой сиськи, как ведра на коромысле, висят.

— А как обуздать Ежова?

— Поклянитесь, что никому ни слова!

— Даю вам честное слово, что не проболтаюсь.

— Судьба этого карлика-выродка предрешена. Он царствует последний год. И. В. иногда со мной делится и даже советуется.

— А. Н., а вы не боитесь, что когда-нибудь И. В. вас покарает за чрезмерную осведомленность?

Поскребышев задумался.

— Я незаменим для Сталина. Он знает, что у него никогда не будет более преданного и исполнительного работника, который про всех знает абсолютно все.

— Я слышала, что И. В. собирается жениться?

— Сообщение ложное, насколько мне известно, вы его устраиваете по всем статьям.

— Почему он против моего развода с Мчедлидзе-Южным?

— Ваш номинальный супруг ежемесячно получает из Кремля пакет. И. В. установил ему приличное жалованье. Дмитрий Сергеевич, конечно, не задумывается, откуда я за что ему «капает» столь высокое вознаграждение.

— Что будет делать Ежов, если его снимут?

— Временно дадут «спокойный» наркомат, потом уберут. Самый сложный орешек — Маленков. Вот с ним, Верочка, нельзя портить отношения. По его представлению Хрущева назначили первым секретарем ЦК партии Украины. Вот кто властолюбец, бабник, выпивоха. Он тоже ждет своей очереди.

— А. Н., товарищ Сталин живет с балериной Ольгой Лепешинской?

— Ольга Васильевна получила отставку, ей покровительствует маршал Ворошилов.

— А что с Барсовой?

— И. В. разрешил Валерии Владимировне построить дачу в Сочи. За ней ударяет Каганович, и возле нее стал крутиться пучеглазый Мехлис.

— Вы не обижаетесь, что я учиняю вам целый допрос?

— Наоборот, я счастлив услужить вам, Верочка.

— Вы слышали про поэта Осипа Мандельштама?

Поскребышев насторожился:

— Где вы о нем слышали? Что вы о нем знаете?

— У меня есть его старая книжка стихов «Камень», первое издание.

— Мандельштам — государственный преступник. Он написал гнусное стихотворение про товарища Сталина. За него вступились Бухарин, Енукидзе, ваш друг поэт Б. Пастернак. Не стоит о нем говорить, есть дела поважнее. Верочка, намечается командировка в Псков, хотите поехать?

— С удовольствием, но боюсь, что театр не отпустит.

— Эту беду я беру на себя. Мы вас оформим председателем комиссии по проверке областной худ. самодеятельности.

— За все, А. Н., огромное спасибо! Мне надо собираться.

— Я с радостью отвезу вас домой.

О том, что я была у Поскребышева, никто не узнал. Мне вручили мандат депутата Московского Совета. Сразу же переменилось отношение дирекции театра. Комитет искусств стал прислушиваться к моему голосу. По-прежнему злейшим врагом была Валерия Барсова. Что может быть страшней отставной любовницы всесильного вождя?

Ночью позвонил Сталин:

— Нам сказали, что вы на днях едете в командиро-вочку?

— Я как раз собиралась с вами посоветоваться!

— Хорошее дело задумали, товарищ Давыдова! Нам по душе ваша тяга к общественной работе. Мы это ценим и при случае отметим. Правительственную комиссию возглавит товарищ Маленков.

— Я рада. Мне кажется, что он прекрасный человек. — Сталин промолчал. — И. В., как бы мне хотелось, чтобы вы с нами тоже поехали!

— Рулевой не имеет права отходить от штурвала, иначе корабль может пойти ко дну!

Маленков взял меня с собой в Печорский монастырь. Свита колоссальная.

Монастырь возведен на горе и в то же время укрыт в глубоком овраге, что необычно и таинственно. Между ними дорожки, одинокие, редкие монахи, деревья, галки, вороны и хмурое небо. Имени настоятеля не запомнила. Высокий, плечистый, косая сажень в плечах, глаза черные, глубоко посаженные, борода черная, чуть с проседью. Говорит густым басом. Монахи его боятся. Приказания дает один раз. В трапезной монахи со служками накрыли стол. Пища обыкновенная, здоровая, простая, никаких деликатесов. Кто-то из свиты Маленкова принес водку и коньяк, настоятель не разрешил пить в трапезной.

Оказалось, что в одной и часовен, в большой закрытой яме, еде некогда был подземный ход, содержатся особые политические преступники числом более трехсот человек. Маленков поинтересовался, можно ли прислать пополнение. Настоятель смиренно ответил:

— На все Божья воля. Православная Церковь всегда готова выполнить распоряжение советских властей.