Исповедь на подоконнике

— Адам всегда про животных. Нет.

— Может, какой-нибудь самолет?

— Нет, но ты достаточно близок.

— Я понял! — легко ударил по столу Женя. — Он стоял в поле, на него поехал самолет, сломал спичку, убил чувака. Да?

Есенин и все остальные вопросительно удивленно смотрели на Чехова, как бы спрашивая у него, все ли нормально.

— Часто с тобой такое случается? Нет, Чехов.

— Он упал с самолета. — тихо и мило пробормотал Саша.

— Близко, но нет.

— С вертолета?

— Нет.

— С дирижабля?

— Очень близко. — протянул Есенин.

Коровьев, размешивая пенку в своем латте, переводил взгляд то на кофе, то на Сашу. Он поднял бровь, откинулся назад и спокойно спросил:

— Он упал с чего-то летающего?

— Со стрекозы! — обрадовался Булгаков.

— Саш, ты дурачок? Да, Адам, упал с летающего.

Булгаков уткнулся лбом в еще холодную батарею и начал задумчиво жевать воротник толстовки, проводя, вероятно, такие умственные процессы, которые не проводил никогда. Коровьев продолжал мешать ложкой пенку, и тут активировался Чехов, молчащий до этого.

— Спичка была сожжена? Имеет ли значение, что произошло в поле? Поле вспахано? Вспахано недавно? В смысле это не имеет значения, Вань! Это была зима? Лето? Осень? — наконец, закончив поток своих определенно очень важных вопросов, он сложил руки на груди и поджал губы. — Нечестно. Ты все отрицаешь.

— Он упал с воздушного шара? — тихо промямлил Булгаков.

— Да. Вам дать подсказку? — после всеобщего кивка Ваня продолжил. — На воздушном шаре был не он один.

— Это связано с балластом?

— О боже, событие века! Чехов сказал что-то умное!

— В мешках с балластом были поломанные спички, чувак пытался спастись, схватившись за мешки и упал. — уверенно поднял голову довольный Женя.

Ваня рассмеялся.

— Ладно, мне показалось. Нет.

Булгаков, стучавший ладошками по столу, проронил невзначай:

— Он сам спрыгнул.

— Ну! Да! Вы близки!

— Черт, Есенин, это очень сложная загадка. — растрепал себе волосы напряженный Коровьев. — Нет ничего полегче?

Саша, так и не включившийся в игру, снова спокойно, словно шутя, промурлыкал:

— Это была жеребьевка.

— Ну!

— И вот у него короткая палочка, значит, он прыгнул сам. Воздушный шар падал.

Есенин громко кинул карту на стол, стороной с ответом вверх, улыбнулся и протянул теплую руку Саше, чтобы пожать его ладонь. Он уверенно закивал и обвел всех, кроме Булгакова, взглядом, как бы говоря: «вот как играть надо!»

— Гений. Красавчик. — произнес он Булгакову, протягивая сперва рукопожатие, а потом давая пять.

В кофейне в тот день было по-настоящему уютно. На стеллаже вдалеке аккуратно горели две теплые лампочки, создававшие тут антураж, там же стояли старые сломанные фотоаппараты, книги Стивена Хоккинга, несколько коробок с играми и горшки с небольшими растениями, упирающимися вдно следующей полки. Хоть в комнате и было достаточно темно, ведь свет белого пасмурного неба не сильно разогревал мрак, но это словно совсем не мешало ни читать задания, ни просто смеяться и общаться всей компанией. Никогда ребята так не собирались, обычно на улице или дома, изредка в каких-то барах, а зайти в милую кофейню — нет, такого не случалось. Возможно, именно это и вызывало в сердцах парней такой трепет, все в первый раз, необычно. Спокойным казался только Есенин, ведь в этом месте сам достаточно часто сидел, поэтому ощущения чего-то неизведанного не испытывал.

— А можно я? — сказал Чехов и, получив одобрение от Адама, начал читать. — Парню понравилась девушка, он решил познакомиться. Она зевнула — желание отпало.

Есенин на секунду задумался, отпивая из большой глиняной чашки кофе. Лицо его за это время успело смениться до выражения полного триумфа. Он улыбнулся очаровательно и выпалил:

— У нее не было зубов. Все понятно.

— Чего? — недовольно усмехнулся Адам. — Бред. Зубы были, Чехов?

— Были.

— Тогда они были грязные и черные.

— Нет, Ваня, с зубами все было хорошо.

— У нее не было языка, а была щупальца, не знаю. — пожал плечами Булгаков, тыкая трубочкой лед в пустом стакане Чехова, но только по одному взгляду Жени, Саша понял, что ошибся.

— Я понял! — радостно воскликнул Есенин. — Она запрокинула голову, а у нее перерезано горло!! — оценивая реакцию товарища, Ваня нахмурился. — Нет?

— У нее во рту сидел кто-то. — засмеялся следом Булгаков.

— Матерь божья! Вы двое хоть одну адекватную версию можете предложить? — вспылил Чехов, отбирая у Саши стакан. — Адам, радость моя, у тебя есть мысли?

Коровьев улыбнулся приятным словам в свою сторону и начал говорить:

— Скажи, то, как она зевнула, не имеет значения?

— Нет.

Есенин ни с тогони с сего начал гладить Адама по голове. Тот тепло ухмыльнулся и продолжил:

— Она прикрыла рот рукой?

— Да.

— Она зевнула затылком! — выставил вперед указательный палец Ваня, Саша громко засмеялся.

— Есенин, у нас, кажется, вообще идиотские версии. Кто-то во рту сидит, девушка зевает затылком…

— Обычный вторник в Литинституте. — пожал плечами Ваня и продолжил наблюдать за молчаливым мозговым штурмом Адама. В один момент тот засмеялся и закивал.

— У нее было обручальное кольцо.

— В точку! Красавец. — Чехов пожал руку Коровьеву. — Сашка, будешь?