Исповедь на подоконнике

Даже несмотря на всплески гнева Жени, ощущение от этих посиделок стояло прекрасное. Вкусный кофе, тихая музыка из соседнего зала, смех, бледный свет лампы над головами — словно в сериале девяностых. Сериале, лишенном жестокости, глупости и неуважения, а наполненном лишь совершенной дружбой, такой доброй и вечной, как сама жизнь. Булгаков пообещал, что проведет одну игру, но сперва купит еще кофе, и, ухватившись за свободную минутку, Есенин с Коровьевым решили сходить покурить. Они вышли на освещенную белым небом улицу, Ваня запрокинул голову вверх, словно ожидая, что он вышел, значит следом пойдет и солнце. Но такого не случилось, поэтому писатель лишь спокойно закурил и передал пачку другу. Адам улыбнулся и поджег сигарету.

— Хорошо, что мы так собрались, да, Вань?

— Ага. Приятное место. Надо еще сюда ходить.

— Я не про место. Понимаешь, Есенин… Нашей компании так много удалось пережить вместе. И хорошего, и плохого. А теперь вот сидим, общаемся, смеемся. Все вместе. И никаких проблем. — он задумчиво устремил взгляд вдоль по улице. — Витьки правда нет.

— Ему сегодня тоже, я уверен, грустно не будет. С девчонкой все же. — Ваня усмехнулся. — Вот он женится, съедет и забудет о нас!

— Тьфу, не уверен, что он женится. Они же друзья и не больше. — незаметно от Есенина Коровьев сжал руку в кулак и напряженно прикусил губу.

— Ну, Адам, тут уже я не уверен. Сейчас друзья, а потом под венец. Они прекрасная пара. — пожал плечами писатель. — Идем. — он кинул сигарету в мусорку и кивнул на дверь.

Булгаков, который уже пил свой кофе, как только заметил товарищей начал читать свою карточку.

— Мужчина приехал в отель. Ему сказали, что все номера заняты, а один свободен, но в нем за последнее время десять человек повесилось на изголовье кровати. Вскоре он стал одиннадцатым. Что случилось?

— Очевидно, он повесился. — сказал Коровьев, садясь.

— Как вообще можно повеситься на изголовье кровати? — засмеялся Ваня, глядя почему-то на Чехова, словно тот знал ответ.

— Этот мужчина кого-то увидел?

— Да. — пока все дружно углубились в размышление, Булгаков взвизгнул и резко выпалил. — Нет! Он не видел! Извините, я запутался. — он уткнулся лицом в ладони.

Все переменили выражения лиц на более расслабленные и в какой-то степени полные умиления. Адам усмехнулся:

— Вид из окна плохой был?

Сашка, понявший, что его не винят, засмеялся и покачал темной головой.

— Он умер из-за своих проблем?

— Нет. Тут достаточно смешной ответ! Не воспринимайте всерьез!

Чехов выразил на лице переигранное удивление:

— Наш милый Сашенька смеется над повешенным? Куда я попал.

Булгаков испуганно захлопал глазами и стыдливо потер нос. Есенин принялся гладить и его, но поняв, что лишние манипуляции со столом заставляют кофе выливаться из чашек, прекратил это делать.

— Он умер по той же причине, что и прошлые? — задумчиво пробормотал Коровьев, глядя в одну точку.

— Да.

— Его заставили повеситься? — выпалил Женя.

— Он умер из-за интереса? — перебил его Ваня.

— Женя нет, Ваня да.

Чехов широко раскрыл глаза и посмотрел на улыбающегося как кот Есенина.

— Как все-таки можно повеситься на изголовье кровати… — пожал плечами писатель, не отводя глаз от товарища по диагонали от него.

— Слушай, Саш, а может, он как раз проверить решил? — потер руки Коровьев, упорно сжимающий брови.

— Да! Я же говорю, несерьезная загадка.

— Поздравляю, Ваня. С твоим любопытством ты стал бы двенадцатым. — развел руки Чехов, смеясь. Есенин стыдливо засмеялся в ответ. — Кстати, а вы про альбатроса знаете? — все кроме Вани покачали головой. — Супер, тогда мы вдвоем ведущими будем. Коровьев, давай местами поменяемся.

Стоило художнику сесть рядом с другом, тот сразу обхватил его за плечи. Женя перевел на него довольный взгляд и обнял следом.

— У меня всегда от этой задачки мурашки. — улыбаясь, признался Ваня. — Слушайте. Мужчина заказал в ресторане мясо альбатроса, попробовал, вышел и застрелился. Почему?

— Потому что он зевал затылком. — со спокойным выражением лица сказал Адам. — Он ел людей?

— Ты эту загадку знаешь, что ли? Да, было.

— Он привык к мясу человека, и ему стало плохо от мяса птицы.

— Нет.

— Он часто людей ел вообще? — брезгливо и напугано напрягся Сашка, поджимая под себя ноги.

— Нет. Булгаков, ну чего ты испугался? Не волнуйся, он не кусается. — Есенин перевел взгляд на Чехова, и они оба очень громко засмеялись над еще более боящимся другом.

— Он один раз съел человека, да? — заручившись кивками лучших друзей, Адам продолжил размышление. — Его вынудили обстоятельства, да? — снова убедившись, что ответ «да», Коровьев сказал, — Это был близкий человек? Мать?

— Адам, фу! Нет.

— Отец? Брат? Сестра? Тетя? Хорошо, это вообще был родственник?

— Да, но не кровный.

— Он был приемным?

— Адам! — Есенин стукнул по столу. — Ну какое это имеет значение?

— А какие, черт, существуют не кровные родственники?

— Ты подумай!

— Жена? — боязливо спросил Булгаков, снова выражая все как шутку, а не серьезный вариант.