Исповедь о жизни, любви, предательстве и смерти

Это был действительно монументальный труд, не потерявший значение и поныне. Я мог бы в то время, по тем правилам защитить эту монографию как докторскую диссертацию, ведь я был доцентом Санкт-Петербургского государственного университета. Но я не знал об этой возможности, просто не знал… и ни один человек с нашей кафедры, прежде всего ее заведующий, не сказал мне волшебное слово. Я же увлеченный полностью делами военноисторической реконструкции просто «проморгал» эту возможность. Пришлось потом готовить докторскую уже по новым правилам 2019 г…, но когда все уже было почти готово к защите ее в 2020 г., все обрушилось, все оборвалось абсурдным немыслимым трагическим событием.

Глава 12. Генерал Грийо и другие…

Вручение премии фонда Наполеона, которая так помогла мне в научной работе, произошло, как было отмечено, в 1992. Торжественная церемония по этому поводу состоялась в Париже в большом парадном зале Дома офицеров (Cercle des Officiers) на площади Сент-Огюстен в присутствии двух сотен специалистов и любителей Наполеоновской эпохи, а также многочисленных журналистов. Документ на стипендию вручил мне президент фонда барон Гурго, потомок знаменитого офицера, преданного до конца Наполеону, о котором я упоминал в самом начале книги.

Были официальные поздравления, шампанское и дежурные любезные фразы. Но когда все обычные, положенные в таких случаях речи были произнесены, ко мне подошёл плотно сбитый человек лет 65 с волевым лицом и твердым военным голосом сказал:

— Разрешите представиться, генерал Грийо.

Рукопожатие старого воина было крепким. Я улыбнулся, сказал, что рад знакомству, на что генерал также решительно, как и начал, ответил:

— Я хочу встретиться с Вами в спокойной обстановке. Нам нужно поговорить. Разрешите пригласить Вас на ужин в ресторан Дома офицеров в 19:30.

— Хорошо, мой генерал, буду рад.

На том мы и распрощались… Зная пунктуальность французских офицеров, я пришёл чуть раньше срока. Ровно в 19:30 появился генерал. Он поздоровался со мной доброжелательно, но в его тоне я уловил какую-то нотку сомнения, словно у него появилась мысль — а того ли я пригласил? Насколько этот молодой русский историк заслуживает приглашения, как я позже выяснил, знаменитого героя французской армии.

Ну вот мы уселись за столик в ресторане, где как мне показалось, несмотря на то, что генерал был без формы, его многие узнавали, а официанты общались с особой почтительностью, произнося как-то подчёркнуто-торжественно «мой генерал».

Буквально после нескольких минут разговора всё напряжение рассеялось. Я рассказал генералу Жоржу Грийо, таково было его полное имя, о своей жизни, о том, как прочитав «Трёх мушкетеров, я влюбился во Францию, о том, как создал целую армию реконструкции в России, о своём уважении к доблести, чести и отваге. Скоро разговор стал таким, словно мы знали друг друга с Жоржем уже долгие годы.

Генерал вкратце рассказал мне о своей нелегкой, но прекрасной судьбе верного солдата Франции, ещё юношей, ушедшего в «маки» (так называли во Франции партизан в годы Второй мировой войны) драться с нацистами, о том, как он сражался в Индокитае, уже будучи солдатом и унтер-офицером, потом учился в знаменитой Сен-Сирской военной школе, а потом был одним из самых ярких французских героев войны в Алжире.

Его взгляды на жизнь, на политику, на нравственные ориентиры были не только близки мне, это просто были мои извечные «Три мушкетёра», а передо мной сидел один из них, только попавший в XX век. Основной мыслью генерала Грийо, ради чего он собственно и хотел познакомиться со мной, была необходимость русско-французского союза, и как я понял, он увидел во мне в будущем возможно известного политика, который со своей стороны полностью разделяет эту концепцию. В порыве нахлынувших на него чувств, генерал даже воскликнул:

— Они вручали тебе награду. Но я увидел, что они не знают тебя и не поняли, кому они её вручают!

Грийо, смотрящий на мир через призму классической геополитики, особенно опасался Германии, считая, что для России и Франции эта страна всегда будет представлять опасность. Не знаю, насколько такое представление актуально в современном мире, но Жорж Грийо был воспитан в той Франции, в котором при слове «бош» (Бош — немец на классическом французском жаргоне.) у солдат рука тянулась к оружию. Жорж рассказал, как будучи уже генералом, он ехал по Баварии с одним из высокопоставленных офицеров Бундесвера, и когда они подъехали к пограничной с Австрией реке Инн, за которой лежит город Браунау, немецкий офицер, указывая на город на другом берегу, произнёс с пиететом: — Он родился там!..

«Он» имелось в виду Гитлер… При этом Жорж, как он мне сказал, почувствовал, что у него по спине прошёл холодок, и он подумал, что никогда французы и немцы не смогут быть друзьями, а со стороны Германии для Франции всегда будет исходить опасность. И потому для Франции есть одна страна, с которой нужно держаться дружбы — это Россия.