Исповедь о жизни, любви, предательстве и смерти

Глава 11. Крушение СССР и «гражданская война» реконструкторов

Но вот в августе 1991 г. зашатались устои советского государства. Судьба так распорядилась, что утром первого дня путча я оказался в Москве. Приехал в столицу из Брянска, где я навещал своих друзей по казачьей реконструкции. Звоню одному из лучших товарищей по «Великой Армии» (из телефона автомата, конечно), говорим о будущем Бородине. Это был командир «французской» артиллерии, который и поныне является самым знаменитым артиллеристом реконструкции Алексей Павлов (боевое имя д'Абовиль). Мы беседуем о наших исторических делах, а потом он говорит:

— А Вы знаете, что происходит?

Конечно, я ничего не знал.

— В городе путч! Танки идут в центр!

— Да ну?! Вы серьезно?

— Абсолютно. Где Вы сейчас находитесь?

— Перед Киевским вокзалом.

— Тогда Вы должны слышать!

Действительно, я на несколько секунд отстранил трубку и услышал рев танковых моторов.

После этого звонка я тотчас позвонил в Московское бюро ТF1. Тамбуквально в экстазе жена главного редактора стала просить меня, чтобы я немедленно приезжал. Будет много работы, нужен полный состав, сам репортер Улисс Госсэ уже летит из Парижа. «Аэропорты еще не закрыты! И я молю Бога, чтобы их не закрыли!» — в панике говорила она.

Я приехал в офис почти одновременно с главным репортером, прилетевшим из Парижа. Надо было что-то срочно снимать. Вышли туда (не помню на какую улицу), где шли танковые колонны.

Обычно в такой ситуации берут интервью у горожан, что они думают по этому поводу. Искать горожан, да еще говорящих желательно по-французски, было некогда, улица была практически пустой.

Тогда интервью на фоне танков дал я, в качестве уже не внештатного сотрудника телевидения, а просто в качестве жителя, который по счастливой случайности отлично говорит по-французски.

Это было первое интервью для французского телевидения из Москвы, где начинался путч. Помню, что я даже как-то без всякого страха сказал, что во всем этом нет ничего опасного, уверен, что через несколько дней все будет кончено, и вообще будет новая Россия.

Сказал я это даже не знаю почему, так по какому-то наитию, но это первое интервью из Москвы оказалось пророческим. Уверен, что где-то в архиве ТF1 оно есть. Было бы интересно его взглянуть.

Ну а дальше мы были везде, и конечно, на баррикадах у Белого дома, брали интервью у Шеварднадзе, снимали издалека Ельцина на танке, и еще Бог знает что. Но было интересно. А для меня, как для историка я словно узнавал типичные черты всякой революции, в частности французской, о которой знал больше, чем о других. «Бдительность» стражей революции и полная доверчивость, наивная вера в светлое будущее, хаос, восторг и полная неизвестность, что будет дальше…

Ну вот путч кончился. Все, кроме политиков, вернулись к своим повседневным делам, а у нас первое воскресение сентября — Бородино! Битва была проведена силами наших клубов. Я был по соглашению с Бородинским музеем официальным руководителем реконструкции. Накануне сражения я собрал представителей всех клубов и сказал, что в связи с изменением политической ситуации в стране мы должны создать новую организацию, ясно, что ни о каком ЦК ВЛКСМ речь идти не могла.

Дело решили не откладывать в долгий ящик и провести съезд в октябре в Москве. Все согласились, это была очевидная необходимость, и результаты этого съезда были вполне предсказуемы. Была бы создана Российская организация под моим руководством. Но Бог, а скорее Дьявол распорядился иначе. Так получилось, что в октябре на меня навалилось много рабочих, семейных и других практических дел, и я отложил съезд на ноябрь.

Господи, к каким страшным последствиям привела эта задержка!

Используя то, что быстрой связи такой как сейчас по интернету нет, а позвонить можно только тем, кому надо, мой помощник, бывший рядовой 32й линейной полубригады, а на данный момент «подполковник» Белой армии, сотрудник Военно-исторического архива А.М. Валькович, используя информационную лакуну, поспешно собрал в Москве в октябре съезд ряда клубов военно-исторической реконструкции, большей частью московских и частично из нескольких городов России. Большинство не было предупреждено, ни я лично, ни один Петербургский — клуб приглашен не был! И Вальковичем было объявлено о создании Российской военно-исторической ассоциации с ним во главе.

А когда я узнал об этом, будучи потрясен до глубины души, Александр Михайлович широким жестом предложил быть мне ответственным за северозападный регион, быть, так сказать, его боярином!!

Мне, создателю движения, человеку, который вдохнул в это дело жизнь и энергию, положил все свои силы, не щадя себя, сражался за дело военноисторической реконструкции, какой-то клерк из архива, человек, едва вставший в строй, привлеченный мной, предлагает мне пойти ему в услужение, совершив чудовищную, подлую рейдерскую операцию по захвату власти.

Сказать, что я был в бешенстве, это значит ничего не сказать! Ведь это было дело всей моей жизни!