Читаем Исповедь одинокого мужчины полностью

Через две недели уже я приехал к Маше в Питер. Снял квартиру в старинном доме недалеко от Сенатской площади. Мы долго гуляли под проливным дождем по старым кварталам этого прекрасного города. Я любовался снова и снова отреставрированными зданиями. В ту пору, когда я учился и жил в Питере, они все были облезлые, грязные, полуразвалившиеся. Спасибо властям – возродили Санкт-Петербург за несколько лет. Сначала я Маше показал свои любимые места, и мы с ней прошлись от Невского проспекта по набережной реки Мойки вдоль Педагогического университета имени Герцена, в общагу которого я заглядывал с друзьями-аспирантами еще 15 лет назад. Потом мы вышли на самый широкий мост в Питере и полюбовались величественным Исаакиевским собором. Дальше я провел свою девушку вдоль реки Мойки и показал один из самых богатых в мире по внутреннему интерьеру дворец графа Юсупова, где в подвале пытались отравить более ста лет назад Григория Распутина, но не смогли, а добили лишь выстрелами из револьвера недалеко от этого дворца. Потом, пройдя по Мойке, мы увидели Новую Голландию, так до сих пор и стоявшую в таком же запустении, как и в дни моей учебы. Скорее всего, борьба во властных структурах Смольного за этот бесценный объект еще велась и окончательно хозяин пока не определился, поэтому и стоял этот шедевр архитектуры в таком жалком виде, ожидая своего банкротства. Стоя напротив живописной арки Новой Голландии, я показал Маше свой университет, в котором когда-то учился и с которым у меня было связано столько надежд. Затем мы поцеловались на «Мосту поцелуев» и загадали желания, а потом прошли мимо Мариинского театра, Никольского собора и по Фонтанке дошли до Сенной площади, где поужинали в ресторане «Седьмое небо» с видом на позолоченные купола Исаакиевского собора, шпили Адмиралтейства и Петропавловской крепости. За столом в ресторане мы сидели на мягком диване, и мне было очень приятно, когда в конце ужина Маша облокотилась на меня, положила свою голову мне на грудь и долго в таком положении молча пролежала.

А после ужина уже моя любимая девушка повела меня своими избранными маршрутами, и я впервые увидел многие красивые места Питера в районе Лиговки и Литейного проспекта, по которым Маша часто гуляла, возвращаясь из техникума. За полночь, еле волоча ноги, но радостные от увиденного, мы пришли на съемную квартиру. Попили чай, поели фруктов, приняли душ и легли в постель. Все в этот раз шло более раскованно, и Маша позволила мне после часа усилий полностью овладеть ею. Мы оба были удовлетворены и счастливы.

* * *

Настал ноябрь, и с разницей в две недели возвратились из армии друзья Маши. Поначалу ничего особенного не произошло. Маша так же тепло отвечала мне на смс-сообщения, и мы долго болтали по вечерам. А когда у меня на работе был завал и некогда было даже пообедать, не то что отправить смс, то вечером от Маши иногда приходило короткое сообщение: «А Слава мне ничего не пишет…», и стоял смайлик с грустным лицом. От таких весточек становилось тепло на душе. Значит, все-таки я для нее что-нибудь значу, если она скучает без моих сообщений. Хотя, судя по ее словам, она ни по кому никогда не скучала, потому что вообще не умела скучать. Может быть, эти слова были ею сказаны в качестве бравады, чтобы показать, что она самостоятельная, сильная и твердая духом. Но мне такие слова было обидно слышать. В ответ я ей говорил, что каждый человек скучает по любимым людям, просто она еще никого не любит и поэтому не скучает. Однако Маша сказала, что хотя и любит родителей, но по ним не скучает.

Период радостной встречи Маши со своими друзьями, пришедшими из армии, был коротким. Первый ее друг, Леха, за первые две недели только раз, по словам Маши, с ней встречался в техникуме, а Андрей вообще уехал сразу домой, в Ленинградскую область, и сообщил ей, что появится не ранее чем через два месяца. Такое их отношение к Маше показывало, что они ее не воспринимают как свою девушку, иначе, конечно же, встречались бы с ней почти каждый день. Но однажды произошло два случая, которые меня расстроили.

Я собирался в начале декабря приехать в Питер, чтобы провести выходные с Машей, и спросил ее за две недели до предполагаемого отъезда, сможет ли она побыть со мной в эти дни. Она ответила эсэмэской, что нет, так как они с Лехой и еще одной девчонкой из ее группы идут на концерт всеми любимого ансамбля «Звери». Я расстроился, конечно, но не подал вида и спросил, а нельзя ли мне с ними пойти, тем более что лишним в их компании не буду – как раз получалось две девушки и два парня.

– Нет, я не хочу, – ответила она.

– Почему? – спросил я в сообщении.

– Не хочу, и все.

– То есть в приоритетах для тебя вначале встреча с Лехой, а потом со мной?

– У меня всегда встреча с Лехой была на первом месте, – написала она.

Мне было очень обидно читать это сообщение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза