Мы не стали по старому обыкновению маячить около дворов, а сразу пошли на аллею. Гулять здесь было не так приятно, как весной. Пух с тополей все летел и летел, ветер подбрасывал и кружил его так, что мне постоянно хотелось чесать нос. Чмоня тоже то и дело останавливалась и чихала. Я не ждала ее и шла прямо. Казалось, что если я остановлюсь, то мне не хватит сил снова двинуться в путь. Я сосредоточилась на каждом шаге и на каждом вдохе только чтобы мысли угомонились и перестали возникать в голове, толкая одна другую и будто состязаясь в том, от какой мне станет больнее.
Чмоня тормозила все больше и уже останавливалась каждые пару метров. Я дергала поводок, но в ответ Чмоня только рычала на меня. Мне это надоело, и я отсоединила поводок.
— Давай, вперед! — скомандовала я.
Чмоня сначала недоверчиво покрутилась у моих ног, а когда я пошла, она увязалась следом. Уже через полминуты она осмелела настолько, что отбегала от меня на несколько метров. Вначале я следила за ней, но потом мне это наскучило, и я просто шла.
Я то начинала плакать, то мне удавалось отвлечься, но глаза постоянно были на мокром месте. Я шла быстро, Чмоня едва за мной поспевала. Дурацкий тополиный пух залезал в нос и в глаза. Да я такими темпами с ума сойду или протру в носу дырку. Осмотревшись в поисках места, где пуха поменьше, я перешла на тропинку, которая была ближе к проезжей части. Подозвав Чмоню и убедившись, что она следует за мной, я пошла дальше.
Мимо нас прошел белый лабрадор. Его хозяйка, девочка с короткими темно-каштановыми волосами, завязанными в низкий хвост, помахала мне. Я заставила себя улыбнуться и тоже помахать ей. Мы часто видимся, когда выгуливаем собак. Почти что лучшие подруги.
Через секунду я пожалела, что улыбнулась ей. Девочка восприняла это, как повод начать разговор.
— Привет! — сказала она. — Ты сегодня одна гуляешь?
Одна? Каждый раз, когда мы с этой девочкой виделись, я была одна. Почему она спрашивает?
— В смысле? — нахмурилась я.
— Ну, твоя чихуашка обычно так громко гавкает, что мой Помпон, как только ее видит, тянет меня в другую сторону.
Девочка улыбнулась. Увидев, что я до сих пор не понимаю, она добавила:
— А ты сегодня сама, без нее.
— Нет. Вон она.
Я махнула рукой за себя. Девочка внимательно посмотрела мне за спину.
— Не вижу, — сказала она, но я уже сама поняла, что что-то не так.
На белого лабрадора Чмоня всегда так активно реагировала, что этого невозможно было не заметить. А сейчас она молчала. Невообразимо.
Осознав, что Чмоня исчезла, я стала смотреть во все стороны, крутиться на месте и звать ее. Чмони нигде не было.
— А то не она? — осторожно спросила девочка.
Я посмотрела туда, куда она указывала. На проезжую часть. И да, я увидела Чмоню — крохотное светлое пятнышко на гладком темно-сером асфальте. Чмоня бодренько семенила по дороге, задрав хвостик.
Не успев подумать, я бросилась на дорогу. Чмоня убежала уже далеко. Я пообещала себе, что больше не отпущу ее с поводка, даже если она будет так же вредничать, как сегодня.
— Чмоня! — крикнула я.
Она меня не слушала. Мы практически перебежали дорогу, как я услышала жуткий звук, с которым покрышки стираются об асфальт. Потом был мощный удар, который пришелся мне в бок. Чмоня исчезла из поля зрения. Я почувствовала, что лечу. Целую секунду я ничего не ощущала — ни земли под ногами, ни боли. А потом ощущения накатили все и сразу. Где-то был крик, звук автомобильной сирены. Но более всего я ощутила боль, с какой мое тело проехалось по асфальту, будто по терке. Последним, что я помнила, был глухой звук, с каким моя голова стукнулась об асфальт. Потом я потеряла сознание.
Глава 23
В которой я на перепутье
Когда я очнулась, все снова началось с чувств. Первым делом я ощутила, как в глаза бьет свет. Это было так странно. Уже вечер, откуда такой яркий свет?
Затем меня отвлекло другое, еще более странное ощущение. Ноги чувствовались по-разному. Одна — как обычно, а вторая была тяжеленной и одновременно будто бы парила в невесомости. Мне захотелось до нее дотронуться, но я смутно понимала, что лучше этого не делать. Еще хотелось пить, язык вяло шарил по иссушенному небу.
Когда я открыла глаза, свет ударил с новой силой. Какой яркий. Такой только в морге бывает, еще и этот запах…
В морге?!
Я дернулась, о чем сильно пожалела. Тяжело-невесомая нога отдала сильной болью, а голова, которая ощущалась также неудобно, заболела с новой силой. Доселе я даже не замечала, что она болит. Но это даже хорошо. Раз болит — значит я еще жива.
Я заморгала, не очень быстро, и потому очертания помещения обрисовывались постепенно. Белые простыни, яркий свет из окна, занавешенного старыми, кружевными занавесками, стены, на половину голубые, на половину в побелке. Помещение действительно напоминало морг, но им не являлось. Я лежала в больнице.
Хотелось покрутить головой, чтобы увидеть хоть что-то кроме яркого света. Но остатки боли с предыдущей попытки еще пульсировали где-то в области макушки и потому я решила пока не шевелиться.