Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых

Признаюсь, что к тому времени меня связывала с монастырём только воскресная школа и дружба с сёстрами. Я больше не могла стоять на клиросе, моя сломанная нога восстанавливалась очень долго, что давало мне право сидеть на службе и вставать только в самые важные её моменты. Ещё после перелома я не могла делать земные поклоны и стоять на коленях, что тоже глубоко символично.

Я приходила в монастырь только по воскресеньям сразу на занятия в воскресной школе, иногда появлялась, чтобы причаститься на большие праздники, если они случались на неделе, всё больше предпочитая короткие службы в нашем «домовом» храме, во дворе которого мы жили.

Вовсе не по своей воле я оказалась вовлечена во все церковные скандалы и происшествия того времени, что тоже постепенно накапливалось у меня в голове и на сердце, позволяя в итоге сделать отрезвляющие выводы.

Но не они сыграли решительную роль, а целая цепочка событий: несколько лет я мучительно пыталась найти ответы на так называемые «неудобные вопросы» и спорные места в священных текстах, и меня перестали устраивать размытые комментарии святых отцов и современных богословов.

Самое страшное противоречие разъедало мне разум и душу – как можно исполнить самую главную заповедь о любви? Ведь по слову апостола Павла, если не исполнить её, то всё впустую!

В нескольких словах я попробую объяснить многотомные толкования святых отцов Церкви: христианин должен возлюбить Бога превыше всего и крепче всего самого дорогого, что есть в его жизни, и ближнего возлюбить, как самого себя.

И при этом Церковь учит не доверять себе, мол, твой лукавый ум обязательно тебя обманет, твоё глупое сердце заведёт тебя в пучину греха. И ещё по Священному Писанию не положено любить мира, и того, что в мире, ибо всё есть греховная похоть. И как с этим жить? Как это в себе совместить?

Я думаю, что меня сможет понять каждый, кто хоть однажды пытался выполнить эту заповедь, особенно, соединив её с популярными цитатами из священных текстов, что всякий человек есть ложь и что враги человеку домашние его.

И за прошедшие века никто так и не смог толково объяснить шестнадцатую главу Евангелия от Луки, как ни старались святые отцы и современные богословы. И вот однажды в моей голове вдруг снова возникла холодная кристаллическая решетка – давно забытое состояние прозрения, которое отец Георгий считал бесовским наваждением, и я сама себе призналась, что это всё тысячелетний бред, миф, созданный для того, чтобы одни люди могли управлять другими людьми, полностью подчинив их себе.

Вот тогда мне стало тошно. Буквально.

И здесь я должна признаться, что с детства, когда мне приходится осознанно говорить неправду, то потом меня сильно тошнит ещё долгое время. Поэтому по своей воле я стараюсь не врать, а если не могу сказать правду или надо сохранить чужую тайну, то я лучше промолчу или выдам какой-то безопасный для всех минимум той правды.

Точно так же мною воспринимается любая ложь со стороны, возможно, я даже не сразу реагирую, ведь иногда бывают очень обаятельные лжецы и такая неправда, в которую самой хочется верить, но тошнота всё равно наступает.

Порой это неудобно, но очень полезно, вот только я сознательно отключила в себе эту функцию, когда пришла в Церковь, точнее, целый пакет, включающий здравомыслие, логику, критическое мышление и так далее – всё то, что по учению святых отцов явно от лукавого и препятствует спасению души.

Фактически последние несколько лет я неуверенно топталась вокруг да около этих жёстких выводов, как могла, заглушала молитвой прорывающийся голос разума, мол, искушение, искушение, и ещё раз искушение!.. Огого, как бесы нынче распоясались – Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную!

Но в январе 2009 года кристальная ясность вдруг стала частой гостьей в моей голове, и тогда все мои неразрешимые противоречия и неудобные вопросы подобно пазлам вдруг сложились в чёткую картину, приличное название которой ЛОХОТРОН!..

И я попала в этот лохотрон по самое не могу!

Я отдала ему семнадцать лет жизни!

Сколько людей пришли туда вслед за мной, сколько жертв на этом пути, и груз ответственности, и желание не иметь ничего общего с этим лохотроном разрывали меня на части, но трезвая радость прозрения не давала скатиться в уныние.

Однако это новое состояние стеной отгородило меня от церковного мира, меня реально тошнило там от всего, я больше не могла и не хотела читать свое монашеское правило и бывать на службах.

Но оно и не понадобилось, потому что именно в этот момент 1 февраля моей маме стало плохо, пришлось вызвать скорую, а дальше операция, реанимация, больница и уход за ней дома. Я не могла оставить маму надолго и выходила только за продуктами и на занятия в воскресной школе, где мне немножко платили, а деньги были очень нужны. Я потратила на операцию, лекарства и уход весь заработок за огромную вышитую икону для храма, мой брат и тётя тоже помогли деньгами, а мне пришлось научиться платить за всё, и это не считается взяткой.