Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых

Кто бы из нас подумал переодеться в дорогу – в чём ходили в монастыре, в том и поехали, отец Георгий, естественно, в подряснике, мы все четверо в платках и в юбках по пятки, и разговоры у нас специфические.

Я не помню, с чего всё началось, но скоро к нам привязался не очень трезвый мужик, сидящий по соседству, он встревал в наши разговоры, перебивал, и усиленно интересовался, кто мы такие и откуда. Примерно через час он как-то уяснил для себя, что ни я, ни Женька отцу Георгию не жёны, и дети у нас тоже не родные между собой, вот тогда в его поведении случилась резкая перемена, а мы реально заглянули в глаза бесу!

Сначала припадки агрессии у этого человека ещё чередовались с короткими периодами затишья, он отдыхал, пил пиво, закусывал и снова кидался на нас с матюками, но к ночи агрессия победила.

Причём он обращался именно ко мне, а претензии у него имелись к отцу Георгию, особенно после батюшкиной реплики, что Аллах запрещает правоверным пить алкоголь. Вот тут мужик совсем взбеленился, мол, ещё не хватало, чтобы русский поп их тут учил, тра-та-та! Этот поп сам в своей жизни вдоволь нае**лся, а девкам, то есть нам с Женькой, не даёт, тра-та-та, и сам нас не использует по назначению, тра-та-та, только головы нам морочит! Ой, как же надо этому попу, тра-та-та, отрезать всё, что можно! Да, тра-та-та, они тут в поезде все настоящие мусульмане собрались, и не потерпят, тра-та-та, чтобы русские попы наших девок себе забирали, тра-та-та-та-та-та-та!..

Такого многочасового тупого мата в свой адрес я в жизни не слыхала ни до ни после. Окружающие нас попутчики тому мужику явно сочувствовали, а нам нет, и они тоже с каждым часом становились всё пьянее, возбуждённо переговаривались по-татарски и злобно бросали на нас косые взгляды.

Идти и жаловаться нетрезвому проводнику не имело никакого смысла, и отец Георгий тихо приказал нам забраться наверх и не спускаться до утра. Спать в эту ночь почти не пришлось, спёртый воздух и страх не давали расслабиться, и мы молча молились, как умели. Я забрала Альку к себе на узкую полку, Женька прикрывала Нюшку, отец Георгий тоже влез наверх, а внизу всё никак не унимался тот самый воинствующий исламист.

Утром всё продолжилось с новой силой, и когда мы с Женькой повели девочек в туалет, то одна пожилая женщина тихонько шепнула мне, чтобы мы берегли батюшку, мол, мужики тут пили всю ночь и договорились, что живым поп из поезда не выйдет, а ножи есть у всех!

До Москвы оставалась два часа, потом час, вагон пустел, но мы не знали, то ли пассажиры уже вышли раньше, то ли перешли в соседние вагоны. Наш неутомимый поборник ислама вроде как подостыл немного, но всё ещё матерился, хотя в промежутках между тирадами он вдруг начинал почти спокойно со мной разговаривать, убеждал бросить этого попа и найти себе нормального мужика.

Мне было жутко и в то же время интересно наблюдать, как в нём по очереди меняются субличности, как сказали бы психологи. У отца Георгия такая ситуация называлась «пьяным водителем в грузовике», он имел в виду беса, входящего в человека, мол, грузовик несётся, крушит и сбивает всё на своём пути, но виноват вовсе не грузовик, а водитель. Однако человек тем и отличается от грузовика, что может и должен сопротивляться!

А я тогда получила ещё один, ранее мне неизвестный молитвенный опыт, который пригождается до сих пор, правда теперь уже не для молитвы.

Суть в том, что надо преодолеть страх и неприязнь, и за внешней агрессией постараться разглядеть самого человека, его бессмертную душу, осознать величие этой души и обращаться именно к ней. Тогда в поезде с перепугу я сначала стала защищаться молитвой и читала про себя «Да воскреснет Бог», как будто размахивала бичом, отгоняя бесов, но мужик от этого только зверел ещё больше.

Я лихорадочно соображала, что же делать, и тут в голове вспыхнула заповедь о любви к врагам, всегда казавшаяся мне нереальной и даже абсурдной, но я всё же попробовала сменить тактику.

Вот представьте, сидит в поезде напротив меня мирный дядька лет сорока, что-то рассказывает про свою жену и детей, я внимательно его слушаю, киваю, задаю вопросы о семье, он охотно отвечает, но вдруг его глаза наливаются кровью, довольно добродушное лицо меняется и превращается в жуткую инфернальную морду, он начинает орать, материться, угрожать, размахивать руками. Я читаю про себя молитву «Да воскреснет Бог», представляя себе этого человека маленьким мальчиком с чистой душой, он такой милый и трогательный, у него розовые пальчики, губки бантиком, кудряшки, и я молюсь именно за него, ощущая, что все наши тоже молятся непрерывно.

Тогда и мне самой становится легче, потому что в маленьком мальчике нет угрозы, и вдруг получается достучаться именно до этого ребёнка сквозь личину возросло человека.

Как будто со стороны я с удивлением слышу себя и свой спокойный ласковый голос:

– Ну что ты сердишься, зачем ругаешься? Ты же хороший человек, у тебя есть семья, дети, квартира. Мы ничего плохого тебе не делаем, ничего у тебя не отнимаем.