Прямой дороги тогда ещё не проложили, автобус ходил только до райцентра в ста километрах от нашего города, а оттуда еще километров двадцать пять чем хочешь – на попутках, на тракторе и даже на лошади в телеге! Так разнообразно нам предстояло передвигаться все ближайшие годы, подсмеиваясь над собой, что когда-то по наивности все предыдущие деревни мы считали глухими.
Я не помню, как мы с Алькой добирались в самый первый раз, по-моему, нас тогда кто-то привёз из города или подбросил на машине из райцентра, но мы вдруг сразу же оказались у крыльца дома священника рядом с небольшим однокупольным храмом, стоящем на пустом пространстве между двумя рядами домиков за заборами. Тут же выскочила ликующая Нюшка и повела нас в дом, не дав толком осмотреться, а там нас встретили сияющие матушка Татьяна, батюшка и Игорь с Лёшкой.
Это они нам обрадовались, но на самом деле всё ещё не пришли в себя и находились в подавленном настроении после изгнания из рая нашего прежнего прихода – так теперь нам казалось, несмотря на все прошлые трудности. Ведь в том месте жили великие старцы и оставили после себя тайное убежище для спасения, и его сохраняли удивительные матушки, их наследницы.
Там чувствовался особый портал в небо, а здесь руки опускались, и мы ощущали себя, как под чугунным колпаком, в глуши, лишённые связи со своими. Последнее буквально – в деревне единственный телефон находился на почте, которая открывалась иногда, не каждый день и всего на несколько часов, когда почтальонка вдруг находила время оторваться от хлопот по хозяйству.
Но унывать некогда, служба не ждёт, надо взбодриться и идти на клирос, а там уже барахтаться самим, разбираясь с уставом, пением и чтением.
Новый храм в честь Архангела Михаила тоже оказался старинным, но очень бедным, в нём пахло мышами и плесенью, и этот затхлый запах никак не выветривался. Все разномастные иконы по стенам были увешаны белыми полотенцами, вышитыми ярко и аляповато, однако среди бумажных репродукций из календарей, украшенных фольгой и вставленных в грубые тёмные рамки, царственно выделялась одна большая афонская икона Иверской Божией Матери в киоте, стоящем слева от солеи. Иверскую особенно почитали великие старцы и наши дорогие матушки, поэтому мы тоже нашли в ней утешение и особый знак свыше.
Когда-то на этом холмистом месте поселились отставные солдаты с семьями, и двести с лишним лет назад на краю села для них построили небольшую церковь с одним куполом. Колокольня то ли пострадала в войну, то ли её недавно решили пристроить к храму, не знаю, но пока основание колокольни из красного кирпича заплатой лепилось к белёным стенам и находилось вровень с невысокой крышей, а недалеко от входа на заросшем сорняками пустыре сикось-накось валялось несколько штабелей красного кирпича.
Опять забегу вперёд: колокольню и купол со шпилем наш отец Георгий всё же успеет достроить через пять лет – в аккурат накануне его следующего перевода, хотя поначалу на новом месте батюшка вообще не собирался ничем таким заниматься, памятуя о переменчивых планах митрополита.
Нам рассказали, что на первую батюшкину службу на клирос встали энергичные бабушки и затянули что-то настолько несусветное, что у него уши в трубочку свернулись. Ошеломлённый отец Георгий несколько раз пытался договориться с певчими и объяснить, как надо петь, но бесполезно: бабушки обиделись и поджали губки.
Дело в том, что здесь и в соседнем селе ещё с советских времён процветала традиция народного пения, самобытные хоровые коллективы с успехом ездили на конкурсы и фестивали, занимая там призовые места. И клиросные бабушки тоже имели богатый сценический опыт и лужёные глотки, они напрочь отказывались понимать, почему их гортанное пение с переливами, охами и вздохами так не нравится новому попу и что вообще тот поп от них хочет?
Надо сказать, что более упёртых и могучих характеров прихожанок мы больше нигде не встречали, равно как и диких сплетен о всех нас вперемешку с чудовищными суевериями, побороть которые вряд ли кому-нибудь по силам. Даже забреди вдруг сюда один из апостолов, да хоть сам Господь, бабушки может и выслушали бы обличение грехов, но в итоге твёрдо остались бы при своём мнении: мол, пришедший наверняка чеченец, раз такое говорит.
Да-да, в деревне все точно знали, что отец Георгий чеченец, и неважно, что не похож! И будто бы его мать, родом из недальней отсюда деревни водилась с чеченцами, правда-правда, это вам там всякий скажет!
Думаю, и так понятно, что даже если бы матушка Александра Дмитриевна вдруг взялась ходить из дома в дом, всем показывая свой паспорт с местом рождения в Забайкалье, то ей бы тоже не поверили, ведь все в деревне знают, что чеченцы за деньги любой документ подделать могут…