Исповедь серийного убийцы

«Сомневаюсь!», – подумал Крамер.

– Он скорбел, когда узнал о смерти Максима и, возможно, первые сорок минут этой…

– Вечеринки?

– Не будь снобом, Леонид! В Турции, как и в Москве любое светское мероприятие, каким бы грустным не был повод, рано или поздно перерастает в банальную пьянку. Между прочим, Максим был и моим близким другом. Мы бок о бок работали несколько лет, – Константин замолчал. – Большинству людей здесь нет до него никакого дела. Они просто проводят время. Обзаводятся знакомствами. Хвастаются, в конце концов. Как я уже сказал, иммигранты – достаточно циничные люди.

– По-моему, в прошлый раз речь шла только об их судьбе…

Прежде, чем ответить, Солодовник снова наполнил стакан алкоголем. Сначала Крамеру, а потом себе. Не отрывая взгляда от бара, он сказал:

– Я из тех людей, чей стакан, как правило, наполовину пуст, нежели наполовину полон. Считай меня пессимистом, но я давно уже перестал видеть жизнь в Турции в ярких красках. Знаешь: все эти пальмы, море, песок, отличное настроение и sex on the beach30. То есть, когда ты приезжаешь сюда в первый раз, все выглядит именно так!.. Эти ребята, – он указал на собравшихся, – рисуют перед тобой картину крепкого иммигрантского братства, обещают помощь и поддержку во всех делах. Но на самом деле им нужно от тебя только одно – подпись под договором купли-продажи. Они покажут тебе много квартир, будут болтать без умолку о том, о сем, и как только ты распишешься в контракте, как только перечислишь деньги на их банковский счет – все! Считай о тебе забыли. Крутись, как можешь. Им не будет до тебя никакого дела… Вот, что я имел ввиду, когда говорил о цинизме. К сожалению, здесь это и судьба, и образ жизни одновременно.

Леонид не сразу нашел, что ответить. Похоже, Солодовник искренне переживал по поводу смерти Максима Фролова, и это вылилось вот в такой странный монолог.

– Вы дружили?

– Не особо близко, но – да. Насколько могут дружить коллеги по работе.

– А Вадим?

Константин ухмыльнулся.

– Одно время их объединяли общие интересы. Покер. Я знаю, по идее я не должен тебе этого говорить, но ведь ты – частный детектив, а, значит, скоро сам все узнаешь. Но в отличии от Максима, Вадим всегда знает, когда остановиться.

– Ты думаешь его убили из-за карточного долга?

– Честно? Не знаю. Я в принципе не вижу причин за что его можно было убить.

В этот момент дверь гостевого туалета приоткрылась, и Крамер увидел девушку. Она украдкой оглядела гостиную и, на ходу поправляя юбку, поспешила раствориться в толпе. Следом, показался Косыгин. На его лице застыла самодовольная ухмылка. Он наоборот двигался медленно, разглядывая окружающих, словно хотел убедиться, что они поняли, чем именно он занимался там последние пятнадцать минут.

– Такой Вадим человек… – проследив за взглядом Крамера, сказал Константин. – Не суди его строго… Он личность весьма специфическая.

– То есть?

Солодовник поморщился, подбирая слова:

– У меня есть одно убеждение: прежде чем купаться в ванной с шампанским, нужно как следует поплавать в бассейне с дерьмом. Так устроена жизнь. И ничего не поделаешь. Большинство из нас прошли как раз этот путь. Из грязи в князи. Из бедности в богему иммигрантского мира, если так можно выразиться. Вадим хороший человек. Но он родился уже в ванне с шампанским. Жизнь не испытывала его.

Крамер кивнул.

Честно говоря, он и не ожидал услышать чего-то другого. Сын богатых родителей прожигает их состояние на побережье Средиземного моря.

В институте Леонид повидал много таких ребят. Счастливые, с вечно застывшей улыбкой на лице, они рассекали по коридорам, фривольно здороваясь с преподавателями за руку и, самое главное, не подозревали, что ведут себя как-то не так. Родители с детства воспитывали их в духе современной аристократии: хорошие репетиторы, путешествия за границу, модная одежда и техника. Казалось, эти ребята вообще не знают слова «нет». Первые среди равных, они пришли в мир, чтобы управлять компаниями, которые достанутся им от родителей, и наслаждаться жизнью. И уж никак не разгружать вагоны после вечерних лекций.

Детдомовское прошлое сформировало у Крамера предвзятое отношение к «золотой молодежи». В особо сложные периоды своей юности он сетовал на несправедливость судьбы: почему те, кто имеет в буквальном смысле все, совершенно не умеют распоряжаться своим богатством? При этом другие люди (он, например) с рождения вынуждены сражаться за каждую мелочь. Одно Леонид знал точно: если судьба поменяет их местами, он легко адаптируется к реалиям их жизни, а вот они не протянут в его шкуре и месяца.

– Дай угадаю: это Косыгин внес первые деньги в уставной капитал «Айрикс»?

Солодовник не успел ответить. Откуда не возьмись к ним подбежала девушка в короткой желтой юбке и обтягивающей блузке. Крамер узнал в ней сотрудницу офиса, дежурившую на reception.

– Костя, ты где?! Я хочу тебя кое с кем познакомить… Ой, – она увидела Крамера. – Здрасьте.

– Леонид, это Анастасия Шакалина, наш офис-менеджер, и просто красавица.

Крамер пожал девушке руку:

– Приятно познакомиться.

– Взаимно.